В семь утра моросил дождь, и прогулка пса (выбежал, отлил, забежал) была весьма быстротечной. Вернувшись, я насыпал в собачью миску стряпни из куриных потрохов и перловки. Чаплин радостно зачавкал. Оставив его, я присоединился к Лере. Обнял ее и вскоре забылся сном.
Завтракали в полдень. Гренки с помидорами, омлет и крепкий кофе. Лера надела одну из моих рубашек. Застегивать не стала – дразнила прелестью своих случайным образом приоткрывающихся форм.
Кормила Чаплина с руки, тот, притворившись самым дружелюбным в мире псом, строил ей глазки и неутомимо вилял хвостом. Обычно он не особо жаловал приводимых мною в дом барышень, но, в случае с Лерой, его как будто подменили.
Вдоволь побаловав лабрадора, Лера вытерла салфеткой ладонь и неожиданно серьезна спросила:
- Кто эта девочка? Ты встречал ее раньше?
- Только один раз во сне около девяти лет назад, - честно признался я.
- Брось. Серьезно спрашиваю, - Лера нахмурилась. - Знаешь ее?
- Даже имени ее не знаю. А что?
- Просто я видела… - Лера замялась. – Словом, я заметила, что она вела себя совсем ненормально.
- Что значит «ненормально»? Объясни.
- Вспомни, как все было: с подружками она направлялась к выходу и за ней следом шла еще одна девочка. Полненькая такая, как пампушечка. Вспомнил?
- Ну.
- Когда маньяк схватил и ударил ее ножом, «пампушечка» испугалась, закричала, попятилась, но поскользнулась и упала. Верно?
- Верно. И что с того?
- Не знаю, что тогда видел ты, я же видела ее лицо. Она насмехалась над своей неуклюжей подружкой. Насмехалась, пока маньяк ворочал ножом у нее в животе.
- Тебе показалось, - я попытался разубедить Леру, притом, что поверил каждому ее слову.
- Возможно. Но мы должны навестить ее в больнице. Что скажешь?
- Скажу, что ей мы ничего не должны.
Возникла неловкая пауза и чтобы ее заполнить, я включил радио. Диктор объявил премьеру песни в исполнении заслуженного артиста РСФСР Юрия Пузырёва. Песня называлась «Надежда» и я ее когда-то уже слышал. Мотив и слова определенно мне были знакомы, в отличие от голоса солиста.
«Здесь у нас туманы и дожди, здесь у нас холодные рассветы, - трудился, похрипывая, динамик. - Здесь, на неизведанном пути, ждут замысловатые сюжеты…»
- Замечательная песня. Ты не находишь? – прониклась Лера радио-премьерой.
- Хороша, но не так, чтобы очень.
- Вот как? – она удивилась. – И что же, по-твоему, в ней хромает?
- Исполнение. Все дело в исполнении, я считаю. Здесь нужен женский вокал и тогда эта песня покорит сердца миллионов.
- Я смотрю, ты тот еще музыкальный критик, - Лера улыбнулась, и перебралась с табурета ко мне на колени. Скрестила обнимкой на плечах руки, страстно поцеловала. Я ответил ей и не только одним лишь поцелуем. Диктор по радио все говорил что-то и говорил, но до его россказней нам уже не было дела.
Немного позже Лера позвонила матери. Сказала, что, возможно, она влюбилась и попросила присмотреть за ее кошкой еще какое-то время. Тик-так, тик-так.
Глава 4
Звали нечисть Оленькой. К слову сказать, фамилии Оленька была умелицей менять. Мы встретились с ней снова у входа в больницу в тот день, когда мне должны были снять швы. Ее вел за руку богатырского сложения подполковник в форме.
- Григорьев Юрий Алексеевич – отец Оленьки, - отчеканил он и протянул мне огромную руку. - Рад нашей встрече. Я все собирался приехать в школу и лично Вас поблагодарить, но служба, знаете ли, не позволяет располагать свободным временем.
- Но как Вы…
- Как узнал Вас? – перебил он на полуслове. – Кто же, товарищ мой дорогой, теперь Вас не знает? Вы же теперь гордость школы! Да что там школы. Гордость города или даже всей нашей страны! – и к Оленьке:
- Верно, Солнышко? Ты ведь знаешь, кто этот замечательный человек, не так ли?
- Не так ли, - капризным эхом отозвалась Оленька. – Отвези меня скорее домой, к мамочке.