— Я не могу принуждать вас, но вы оказали бы… — Он замялся, а затем продолжил: — Большую помощь мне, нашей стране. Имя вашей сестры хорошо известно в Восточной Европе. Возможно, вы даже не представляете себе истинные масштабы ее славы.
Она действительно не представляла, но в настоящий момент ее это не заботило. Лицо Юты приобрело красноватый оттенок. Без дальнейших расспросов она поняла, что Юту каким-то образом вынуждают взять ее с собой. В любом случае у нее нет выбора. Он был не только ее учителем; по сути дела он был ее начальником. Она выросла, зная, что невыполнение приказов влечет за собой немилость, если не хуже. Она выросла, зная, что задавать вопросы и пытаться выяснить, что кроется за определенными словами и поступками, не только бесполезно, но еще и опасно.
— Сколько продлится конференция?
— Три дня.
— Когда мы должны ехать?
— В начале августа.
Когда она сообщила обо всем матери и Бланка отреагировала с нескрываемой радостью и гордостью, Наташа постаралась выбросить из головы тревожные мысли.
Долгожданный звонок Людмилы последовал за неделю до Наташиного отъезда, как раз в тот момент, когда она помогала матери в салоне. Поскольку их могли прервать в любую минуту, Людмила по обыкновению говорила очень быстро и только о самом существенном, и речь шла не о тех замечательных новостях, о которых Наташа писала ей — о возможной командировке в Соединенные Штаты, — но, к большому удивлению Наташи, о конференции в Братиславе. Невероятно, как Людмила могла так быстро узнать об этом?
— Очень важно, чтобы ты поехала, сестренка, — Наташе показалось, что голос Людмилы звучит несколько взволнованно. — Слушайся во всем профессора Юту. Твое будущее в очень большой степени зависит от него.
Потом она, как обычно, попросила позвать к телефону мать. Им повезло: их разговор не прервали, хотя слышно было все хуже и хуже. Затем она еще раз захотела поговорить с Наташей, прежде чем повесить трубку.
— Даже если ты не понимаешь всего, обещай, что доверишься мне, Наташа. Все идет по плану, не сомневайся: мы не забыли ни маму, ни Петера, ни Кристину. Выполняй указания и верь мне.
Довериться своей знаменитой сестре? Разумеется, Наташа ей верила. Но что же такое она имела в виду? Позже слова Людмилы все время вспоминались ей, не давая покоя. Когда она обратилась за объяснениями к матери, Бланка отвечала с несвойственной ей уклончивостью.
На следующей неделе, в выходные мать устроила для нее небольшой прощальный обед, пригласив пару школьных подруг с мужьями, а также тетю Камиллу и дядю Иво. Если бы только Петер был дома… Наташа попыталась насладиться svickova — мясом со специями, тушенным в духовке, которое подают с густой сметанной подливкой — великолепно приготовленным матерью, знавшей, что это любимое блюдо Наташи.
Когда все разошлись по домам и Наташа вместе с матерью мыла посуду, Бланка неожиданно расплакалась.
— Боже мой, мама, что случилось? — воскликнула Наташа.
Мать отчаянно затрясла головой и вытерла глаза влажным кухонным полотенцем.
— Прости, прости меня… Я плачу от… от радости. У тебя все будет просто замечательно…
Наташа заставила мать посмотреть себе в лицо.
— Ты от меня что-то скрываешь? Людмила что-то сказала тебе? Мне все это не нравится. Я волнуюсь. Может, мне не стоит ехать в Братиславу?
Лицо матери внезапно исказилось, и выражение его испугало Наташу.
— Ты должна ехать. Ради нас всех. Если здесь положение изменится… Ты — наша единственная надежда.
— О чем ты? — теперь Наташа испугалась по-настоящему. — Я уезжаю всего на три дня… разве нет?
Ее мать, не переставая вытирать глаза кухонным полотенцем, заговорила шепотом.
— Я намеревалась объяснить все завтра, но не могу ждать. Поговорим сейчас.
Двигаясь, словно лунатик, Наташа последовала за матерью к старому дивану, который много лет подряд был местом, где происходили задушевные беседы между матерью и дочерью. Вещи, знакомые с детства — дедушкины часы, отцовское деревянное кресло-качалка, старомодные фотографии давно усопших дедушек и бабушек, дядюшек и тетушек, — все это вдруг стало до боли дорогим и важным. Едва мать заговорила, у Наташи появилось дурное предчувствие.