Чарльз слишком хорошо понимал, что Наташа начала бояться его отца, начиная с тех страшных дней мучительного ожидания в Вене. Он сочувствовал и отцу, которому пришлось день за днем проводить в номере гостиницы вместе с двумя отчаявшимися женщинами, цеплявшимися за малейшую ложную надежду, что муж Наташи, ее ребенок и мать скоро присоединятся к ним, а тем временем положение в стране становилось все хуже и хуже, завершившись в конце августа вторжением в Чехословакию многотысячных советских войск.
Отец не привык сталкиваться с непреодолимыми препятствиями, не привык находиться в тупике и, потратив массу усилий, так и не достигнуть цели. Он не привык терпеливо успокаивать людей, когда что-то не так, в том числе и свою жену, бессильно смотревшую, как ее сестру медленно убивает нервное напряжение, чувство вины и тревоги после того, как мировая пресса сообщила, что Дубчек со своим либеральным коммунистическим правительством отправлен в наручниках в Москву, «пражская весна» закончилась и советская армия оккупировала страну.
Петера, мужа Наташи, не видели с тех пор, как он вместе с ребенком попытался бежать. Чарльз прекрасно представлял, как легко, должно быть, отец выходил из себя в той кошмарной обстановке, и особенно в день, когда Наташа попробовала перебежать границу и вернуться в Чехословакию; тогда им пришлось дать ей транквилизатор и держать под наблюдением врача в венской больнице, пока к ней не вернулся рассудок. Неудивительно, что Наташа остерегалась того, что многие сотрудники фирмы называли знаменитыми «взрывами ярости Тауэрса».
По-видимому, Бланка Сукова, мать Луизы и Наташи, не могла ничем помочь. Теперь до нее было практически невозможно дозвониться, но отец говорил ему, что в письме, полученном в конце прошлого года, Бланка написала: ее брату Иво рассказывали, будто муж и дочь Наташи погибли во время перестрелки под Брно по дороге к границе. Мать с грустью писала, что для Наташи лучше, если она будет считать их мертвыми, и сама она тысячу раз хотела бы умереть!
Они подъезжали к знаменитой полосе Лас-Вегаса. Чарльз начал рассказывать Наташе о городе в пустыне, об азартных играх, продолжавшихся круглые сутки, об «одноруких бандитах», установленных рядом с кассовыми аппаратами во многих супермаркетах. Приближаясь к «Хилтону», он рассказал ей, как резко Невада отличается от Юты, соседнего штата.
— В некоторых маленьких пограничных городках, вроде Уэндовера, половина которого принадлежит к одному штату, а вторая половина — к другому, в одном конце крутые ребята проигрывают свои денежки, и девушки без лифчиков танцуют в ночных барах, а на другом конце — в Юте — даже кофе считается опасным наркотиком, и жители читают благодарственную молитву прежде, чем съесть горячую сосиску. Такова Америка.
Это оказалось довольно утомительным занятием — пытаться заполнить тишину разговором, но когда они затормозили у отеля, в награду он получил одну из прелестных Наташиных улыбок.
Чарльз решил, что она на самом деле необыкновенно милая женщина. Только время может залечить ее раны, время или чудесное известие, что каким-то образом ее дядя ошибся, ее родные целы и невредимы и по-прежнему живут у себя на родине.
Во время работы конференции более трех тысяч женщин пришли в театр-кабаре Лас-Вегаса, чтобы послушать о «бракосочетании» «Луизы Тауэрс» и «Оптек» и увидеть своими глазами на гигантском телеэкране драматические превращения до-и-после, осуществляемые на сцене Наташей и командой визажистов «Луизы Тауэрс», а также лаборантами «Оптек». При демонстрации до-и-после они впервые использовали дорогостоящую технологию прямой телетрансляции.
Когда последний показ завершился под громовые аплодисменты, Чарльз кинулся к телефону звонить в Нью-Йорк. Он беспокоился, так как сам лично рекомендовал потратить целое состояние на проекционное телевидение, и сейчас затея принесла такой успех, какой ему и не снился.
— Заказы на новую косметику для глаз, если ты простишь мне каламбур, необозримы, Дэйв, — восторженно объявил он Дэвиду Римеру. — Тебе стоит пошевелиться и как можно скорее заполучить эксклюзивные права на показ косметики по проекционному телевидению. Самая лучшая реклама макияжа. Каждое движение на сцене, каждый штрих одновременно проецируется на огромный, как в кино, экран. Это было просто невероятно. Когда они разделили экран на две части, чтобы продемонстрировать окончательный результат до-и-после, аудитория обезумела, и сегодня, как и в другие дни, нам понадобится дополнительная помощь, чтобы справиться с потоком заказов.