Пайк отключился от старого телефона, посидел, прислушиваясь к окрестностям. Интересно, что имел в виду Бад, говоря, что трупы из Малибу не опознаны. Пайк полагал, что личности покойников будут установлены, как только они попадут к коронеру, и это даст ниточку, ведущую к Мишу.
Было уже темно, а темноту Пайк любил. Темнота, дождь, снег, буря — все, что способно укрыть тебя, хорошо. Он обошел, проверяя окна, дом, поднялся на крыльцо и вошел внутрь.
Ларкин в гостиной уже не было, однако Пайк слышал, как она возится на кухне. Он снял рубашку с длинными рукавами и сел, дожидаясь Ларкин, в одно из кресел. Из кухни донеслось дребезжание холодильника — Ларкин выворачивала из пластиковой упаковки бутылку с водой. Она вышла из кухни, прошла половину пути до гостиной и, только тогда увидев его, перепугалась до того, что из стиснутой ею бутылки ударил в воздух гейзер воды.
— Вы меня до смерти перепугали.
— Простите.
Она подышала, отрывисто, как дышат испуганные люди, потом смущенно рассмеялась:
— Господи, в следующий раз хотя бы произнесите что-нибудь. Я не слышала, как вы вошли.
— Может, вам стоит надеть что-нибудь?
Она сняла с себя все, кроме лифчика и совсем узеньких светло-зеленых трусиков. Из пупка у нее торчала шляпка золотого гвоздика. Стоя лицом к Пайку, она гордо выпрямилась во весь рост:
— Мне жарко. Я же вам говорила, без кондиционера мы изжаримся.
Ларкин подошла к дивану, села, положила босые ступни на кофейный столик и уставилась на Пайка:
— Вы уверены, что не хотите в Париж? В Париже прохладнее.
Она смотрела на него с улыбкой женщины, которая только сию минуту обнаружила, что мир вращается вокруг секса.
— Кто такой Дон Питман? — спросил Пайк.
Улыбка исчезла:
— Я не хочу сейчас говорить о нем.
— Мне необходимо знать, кто эти люди. Он звонил мне.
Ларкин спустила ноги со столика.
— Он работает на правительство. Питман и еще один — Бланшетт. Кевин Бланшетт из Управления генерального прокурора.
Она наклонилась вперед, поставила бутылку на столик, и груди ее, округлые и полные, натянули в охряном свете ткань лифчика.
— У меня на попе есть татуировка. Видели ее нынче утром? Я хотела, чтобы вы увидели.
Пайк молча смотрел на нее.
— Это дельфин. По-моему, дельфины прекрасны. Особенно когда они летят по воде. Они кажутся такими счастливыми, быстрыми. Я тоже хочу быть как они.
Девушка встала, обошла столик, остановилась перед Пайком.
Он покачал головой:
— Не стоит.
Ларкин опустилась на колени, положила ладонь ему на плечо, прикрыв татуировку.
— Почему у вас эти стрелы? Скажите мне. Я хочу узнать о них.
Пайк передвинулся ровно настолько, чтобы стряхнуть ладонь Ларкин со своего плеча. Он взял ее за руки и отодвинул от себя:
— Прошу вас, не делайте так больше.
Какое-то время она смотрела в некую находившуюся между ними точку, потом возвратилась на диван. Пайк вглядывался ей в лицо. Глаза у Ларкин влажно поблескивали.
Он сказал:
— Все будет хорошо. Вы в безопасности.
— Я не знаю вас. Не знаю этих людей из правительства, не знаю Миша, Кингов, ничего не знаю об отмывании денег. Я всего лишь хотела помочь. И не понимаю, что случилось с моей жизнью. — Теперь и щеки ее поблескивали тоже. — Мне правда очень страшно.
Еще приближаясь к дивану, Пайк понял, что совершает ошибку. Он обнял Ларкин одной рукой, пытаясь успокоить ее, как успокаивал людей, когда служил в полиции, — мать, сына которой только что застрелили, ребенка, попавшего в дорожную катастрофу. Она прижалась к нему, положила руку ему на грудь, потом рука сползла ниже.
— Не надо, — шепнул он.
Ларкин, шлепая босыми ступнями, убежала в переднюю спальню. И захлопнула дверь.
Пайк посидел на диване посреди темного, тихого дома. Он не спал уже тридцать пять часов, но знал, что если и заснет этой ночью, то не более чем на час, от силы на два. Он стянул с себя майку, беззвучно прошелся по дому, заходя в каждую комнату, вслушиваясь в ночь за окнами, а потом переходя в другую. Оказавшись у двери Ларкин, он услышал, как она плачет.
Пайк прикоснулся к двери:
— Ларкин.
Плач прервался, и Пайк понял, что она его услышала.
— Стрелы. Они означают, что ты можешь контролировать то, что с тобой происходит, только двигаясь вперед, всегда вперед и никогда назад. Вот это мы с вами и будем делать.
Он подождал немного, но не услышал ни звука.
3
За окнами начало светать в 5.30 утра. Дом в Эхо-Парке стал наполняться буроватым свечением. К этому времени Пайк уже успел вымыться и одеться. Он стоял посреди гостиной. С этого места внутреннее пространство дома было видно целиком — парадная дверь, кухня с задней дверью плюс три выходящие в коридорчик двери — спален и ванной. Пайк простоял так почти час.