— Пошли письмо. Сорванец все переврет, — предложил Сиронен.
— Нет, он все сделает, как надо. — Эррел улыбнулся мальчику. Так улыбался своим подданным Атор. За это его и любили, подумал Райк. — Стеррет — его дядя. Справишься?
— Да, милорд, — посланец зарделся от гордости.
— Выбери смирную лошадь, — напутствовал его принц.
Мальчишка неумело поклонился и помчался к выходу из зала.
Эррел, усевшись на скамью, облокотился на стол и зажал лицо в ладонях. Он успел переодеться в чистое. Новый наряд был заметно великоват. Кажется, такая пурпурная туника была у Кола… Райк протер глаза, будто засыпанные песком. Ему не хотелось думать ни о чем.
Служанки поднесли Сиронену кувшин вина. Пили вкруговую. За вином заговорили об оставшемся в Зильском замке гарнизоне южан. Шири слушали, сидя в сторонке, и не вмешивались. Хадрил положил голову на стол, Норрес склонилась на плечо Соррен.
— Прошу прощения, милорд. — Сиронен и Эррел разом повернулись. Говорил Ториб. Его мясистая лапа лежала на плече щуплого мальчика. — Он называет себя сыном Берента Одноглазого. Я подумал, вы захотите его видеть.
Сын Берента запомнился Райку не таким малышом или здорово исхудал. Глядя на паренька в грязных лохмотьях, трудно было ручаться, что это Лер. Только льняные волосы и глаза, как болотные огоньки, остались прежними.
— Подойди, — поманил его Эррел.
Мальчик держался боязливо.
— Я помню тебя, — ободряюще сказал принц. — А ты меня узнал?
— У тебя другие волосы.
— Тебя это и смущало? — Мальчик кивнул. — Напугало сражение?
— Да. Но он сразу отослал меня в кухню, велел залезть в какой-нибудь котел и не высовываться, пока все не утихнет. Я и послушался.
— Ты правильно поступил. Есть хочешь?
— Да, господин.
— Накорми его хорошенько.
Ториб поклонился. Принц прижал к груди наследника Берента.
— Почему ты не в лагере, помощник командира? — спросил Сиронен.
Ториб расплылся в улыбке.
— Толковал с кухарками по части снабжения… обеспечения… — Отвесил еще поклон и заторопился исполнять поручение.
Лер шел рядом деревянной походкой. Куда подевалось прежнее изящество пажа.
Все-таки Кол сохранил ему жизнь. Эррел верно говорил. Теперь знамена завоевателя трепыхались на зубцах стены, как сохнущее белье. Но Бик больше не было. Сознание Райка не могло оторваться от этой мысли, как лягушка от змеиных глаз. Что он скажет матери? Кроме него некому, все равно придется…
Принесли мясо, дымящееся и кипящее. В подносах булькала подлива. Соседи завозились, взялись за кинжалы. Лун, второй командир у Сиронена, размахивал поросячьей ляжкой, пытаясь ее остудить.
— Может, обратимся к клану зеленых, пускай договариваются с засевшими в Зильском замке, — вернулся он к оставленной было теме. Сотрапезники захохотали.
— Никак устал воевать?
— Что ты на это скажешь, лорд? — настырный Лун обратился к Эррелу.
— Это вам решать, а не мне.
— Что-что? — Сиронен оторопел.
Эррел опустил на стол сцепленные руки.
— Я покидаю Торнор.
Офицеры лорда замка Пел поразевали рты и, когда сошел столбняк, многозначительно поглядели друг на друга и своего благодетеля. Черный пес крался к столу, стараясь не выдать своего присутствия в зале.
— Зачем же ты позвал нас сюда? — спросил Арно.
— Чтобы избавить от Кола Истра замок. И вас заодно. С ним не миновать войны. Рано или поздно вы бы все равно столкнулись.
— Но ты повелитель Торнора, — просипел Сиронен.
— Если сам не отступлюсь от этого.
— Ты отдаешь замок? Кому? — Арно не скрывал интереса.
Соррен слегка повернула голову. Эррел вертел на пальце рубин.
— Я не единственный ребенок Атора.
— Что с того? — хмыкнул Сиронен. — Атор, как всякий мужчина, мог иметь хоть дюжину детей.
Райк мгновенно вспотел. Каждая жилка в теле дрожала от напряжения.
— Это было дитя, рожденное повелевать, сражаться, властвовать. Так, как я не сумею, — он умолк.
— Кто? — выдохнул Арно.
Эррел повернулся к шири. Кровь отхлынула от лица Соррен, сидевшей неестественно прямо. Рядом каменела Норрес.
— Сестра, ты примешь Торнор?
Соррен кивнула. Эррел перегнулся через стол. Рубиновый перстень перелетел из ладони в ладонь.
Командиры Сиронена крякнули так, что на кухне из рук прислуги попадали кастрюли. Арно вскочил, как ужаленный, забыв свою церемонность.