— Там — Змей, а здесь — Муровец!
Тяжелый топот копыт, который доносился из-за холма, скоро заполонил ночное пространство степи. Змеев взгляд блуждал низко над землей и у ослепленных половцев из рук вываливалось оружие. С неистовыми криками бросились они туда, где паслись табуны. Однако кони, напуганные не меньше своих хозяев, испуганно ржали, становились дыбом и мчались куда глаза глядят. Пешие половцы с проклятиями спешили им вслед.
Витька плотно прижался телом к тонкому стволу — чтобы на него не наскочили конные и, чтобы защититься от стрел, которые раз за разом высвистывали в воздухе.
— Мирко, где ты? — послышался неподалеку знакомый голос — Ты жив?
— Лыдько! — вырвалось у Витьки.
Из темноты вылетел конь. Лыдько соскочил с него, выхватил нож и мигом разрезал путы.
Витька попробовал подняться, но мешком сполз на землю.
— Что с тобой? — испугался Лыдько — Ты ранен?
— Нет… я так… долго был привязан.
— Тогда побудь еще немного здесь, Мирко. И никуда не отходи, ладно?
Лыдько опять взлетел на коня и помчался туда, где неистовствовала сеча.
Собственно, сечи уже не было. Степняки, ничего не соображая от ужаса, спешили в глухую ночь, а на их плечах висела русская конница. И не одна сотня нападающих сложила головы в эту ночь.
Кое-что о Микуле Селяниновиче
Медленно светало.
Рядом с Витькой остановил взмыленного коня Илья Муровец. Он положил поперек седла свою шипастую булаву и с нескрываемой завистью посмотрел в ту сторону, куда покатилась погоня.
— Эх, не дано мне погоняться за теми полынцами — охрипшим голосом говорил он — слишком уже прытко бегают. Э, племянничек, да что это с тобой?
Витька плакал. Слезы густо катились по его лицу. Он судорожно всхлипывал и никак не мог остановиться.
Тяжелая рука Муровца осторожно коснулась к взъерошенной голове парня.
— Ну же, хватит — мягко бормотал великан — все ладно, парубче. Все уже позади.
— Они… били меня… — сквозь слезы жаловался Витька — и я ничего им…. не сказал.
— Молодец, Мирко. Ты настоящий русич — похвалил его Муровец — только же зачем плакать?
— Но я уже не плачу…
Витька вытер полой рубашки остатки слез и благодарно улыбнулся великану.
— Как вы меня нашли? — поинтересовался он.
— Это все Лыдькова робота. Добрый выведывач из него выйдет. А глаз Змея придумал Олешко. Ну как — хорошо вышло?
— Хорошо — согласился Витька — даже я сначала испугался. Спасибо вам.
— Нашел за что благодарить — отмахнулся Муровец — Ты лучше скажи: слышал рев, или нет?
— Еще как! Половцы едва не рехнулись от ужаса.
— Моя работа — похвастался Муровец — так, понимаешь, старался, что аж охрип.
Римовские дружинники возбужденно перекликаясь возвращались в дубраву. Потерь с их стороны не было. Разве что дед Овсей кряхтел и время от времени потирал плечо.
Едва ли не последними подъехали Олешко с Лыдьком. Вернулись они не одни — между ними искособочился на коне светлый сын половецкого хана Андак. Он наежившись смотрел по сторонам.
Лыдько аж сиял от радости. Еще бы — он впервые участвовал в такой битве! А вот Олешково лицо было чем-то обеспокоено. Попович крепко обнял Витька, отвел его в сторону и тихо, если бы никто не услышал, сказал:
— Плохи дела, Мирко, ой плохи!
— А что такое? — встревожился Витька.
— Не светит больше твой, как его… фонарик, вот что. Попала в него какая-то сволочь.
— Подумаешь — фонарик! — улыбнулся Витька — А я уже испугался. Думал, что-то другое случилось.
— Нет, не говори. Тот фонарик сильно нам помог. И еще не раз помог бы. Вот бы узнать, какая сволочь в него попала! Я бы ему голову задом на перед вывернул и сказал бы что так и было.
И все же Олешко повеселел. Глянул на нахмуренного Андака, потом подмигнул Витьке и загорланил:
— Эй, дядь Илька! Как там наш Змей? Его уже покормили?
Муровец медленно разгладил усы. Подумал.
— А зачем его кормить? Он теперь сам себя покормит. Думаю, не менее десяти полынцев сожрал.
— Нажрался?
— Кто его знает. Может, нажрался, а может, еще хочет.
Олешков взгляд будто случайно остановился на сыне половецкого хана.
— А что, тогда может этого отдадим Змею на закуску? — спросил он.
Светлый Андак задергался. Лицо его посерело.
— Не нужно! — визгнул он — Не делайте этого! Большой выкуп дам! Мой отец, хан Курныч, ничего не пожалеет!
— А зачем нам твой выкуп! — пренебрежительно сплюнул Олешко. Все же настаивать на своем не стал.
К ним подъехал Лыдько. Он все еще не мог отдышаться.