— Так зачем же ты о них говорил? — спросил Витька.
— Надо же было же о чем-то говорить. А о чем? Неужели о том, что дед Овсей остерегается половецкого нападения? Нет, пусть уже лучше у поганина поджилки подрожат от ужаса, чем у нашего деда.
Горошко Печенег проживал на отшибе, у болота. Его низкая, исклеванная ненастьем и порой полуземлянка пряталась за высоким, почти в человеческий рост, палисадом из колючего боярышника и шиповника. Тропы к его подворью почти не были видно. Похоже, односельчане не очень часто навещали старика.
Сам Печенег, приземистый дедуган с плоским круглолицым лицом, в меховой шапке и такой же безрукавке, смахивал на одного из тех каменных идолов, что их Витька насмотрелся дорогой к Горошину. Дед Печенег вышел из хаты и мрачно поглядел на дружинников. Когда Олешко соскочил с коня, Печенег пробурчал:
— Ты что, не мог весь Римов привести за собой?
И, не ожидая ответа, исчез за дверью. Олешко оглянулся на своих спутников, развел руками и пошел за ним.
Говорили они недолго. И, кажется, не о приятных вещах, потому что когда вышли из хаты, Олешково лицо было крайне озабочено. Попович взмахом руки подозвал к себе Жилу и Витька, и все вместе пошли к болоту.
Из берега в сторону высоких камышей было проложено немало проточков. Возле них стояли на привязи лодки плоскодонки. Печенег, прихрамывая, шел впереди. Сравнившись с деревом, усохшая верхушка которого смахивала на молодой месяц, незаметным движением руки показал Олешку на один из проточков.
— Запомните это место — прошептал Олешко Жиле и Витьке — к Римову можно добраться лишь сим проточком.
После этого Печенег, не обращая на гостей никакого внимания, вернулся в свой двор. Трухлявая калитка закрылась перед самым Олешковым носом.
— Гостеприимные эти горошинские, ничего не скажешь — вздохнул один из дружинников — в пузе уже давно бурчит, а Печенег, ишь, калиткой хряпает.
— Зря ты так на деда — пристыдил его Попович — разве не видишь — живет уединенно, как отрубленный палец. До гостей ли ему?
— Теперь куда? — спросил Витька, когда дружинники опять выбрались на главную горошинскую улицу.
— На Гречник, куда же еще — где-то там и отужинаем. Потому что у этого Печенега, похоже, и снега зимой не выпросишь — громко ответил Попович, так громко, что эти слова долетели до ушей усача с шрамом, который будто случайно встретился им на пути. Усач с шрамом лишь криво ухмыльнулся на эти слова.
Разведка
Некоторое время дружинники пробирались в сплошной темноте. Потом стало чуть легче — на небо выкатился полный месяц.
— Где же тот Гречник? — наконец спросил Витька Поповича — Едем, едем, а его всего нет и нет.
Олешко тихонько засмеялся.
— Кто тебе сказал, что нам нужен именно Гречник? — сказал он — Нет, нам куда выгоднее ехать напрямик. Пока тот Оверко будет разыскивать нас на Гречнике, мы уже будем возле Хорола.
— Какой Оверко? Тот, что с усами и шрамом?
— Он самый.
— Так он что — действительно враг? — пораженно спросил Витька — Половцам помогает, да?
— Пока что неизвестно. Но смахивает на то.
— Почему же ты его сразу не схватил? Или знаешь, что. Не надо его хватать. Давай сначала за ним проследим.
Витька представил, как они тайком возвращаются назад, прячутся в кустах где-то возле Оверковой хаты и начинают следить. Тучи комаров слетаются к ним, кусают лицо, шею, руки — однако терпеливые дружинники упрямо ожидают свое время… И вот на пороге появляется Оверко. Он внимательно оглядывается во все стороны. Но, конечно — нигде никого. Тогда Оверко выводит коня за ворота и трогается в сторону Гречника. Конечно, он и в мысли не имеет, что за ним следят Римовцы. А на пути Оверка уже ожидают несколько фигур. Они о чем-то тихо переговариваются. Внезапно враги замерли — вероятно, что-то заподозрили. Однако поздно: с одной стороны, на них выскакивает Олешко, со второй — он, Витька, а с третьего — дружинники…
— Проследим, а потом схватим всех! — возбужденно зашептал Витька Поповичу — Ну-же, Олешко!
Однако вместо того что бы пристать на Витькино предложение, Попович сказал:
— Это другие сделают, если будет надо. У нас с тобой, Мирко, сейчас не те заботы.
Витька разочарованно вздохнул.
За два поприща от Горошина ожидал половецкий мальчик. Олешко обнял его плечи и поехал с ним впереди.
Витька почувствовал, что его разбирает ревность. Он уже привык, что Олешко выделял его среди других ребят, а здесь, ишь, говорит к какому-то чужестранцу, как к родному брату. Еще и за плечи обнимает…