- Узнал, - выкрикнул один из стражей, показывая бронзовым наконечником копья. - Это Форос, двоюродный брат царя.
Они расступились и, высоко воздев оружие, приветствовали важного гостя. Белый плащ Фороса потемнел от пены, летевшей с оступавшихся лошадей, сам он устал не меньше. Не поворачивая головы ни вправо, ни влево, он погнал утомленных животных в высокий проем ворот, под львами, вырезанными в камне, мимо круга царских могил, на вершину холма в город Микены.
Рабы торопливо приняли лошадей, пока Форос неловко спускался на землю. Его шатнуло, ноги слишком устали после долгой езды, и он привалился к стене. Прошедшей ночи ему не забыть: он не колесничий, поэтому всю дорогу опасался за благородных животных. И все-таки гнал их вперед, невзирая на все опасения, а перед этим подгонял целый день гребцов, не обращая внимания на усталость людей. Царь должен узнать. Конская поилка оказалась неподалеку. Форос в изнеможении склонился над ней и, зачерпнув ладонями воду, бросил ее на лицо и плечи. Вода после ночи еще не согрелась и, смыв с тела пыль, прихватила с ней и часть усталости. Вода капала с волос и бороды; Форос утерся краем плаща, прежде чем по мощеному проходу направиться вверх - в царскую резиденцию в центре города-дворца: мышцы ног больше не сводило судорогой, он шел мимо огородов, мастерских и домов, где только начинали пробуждаться люди. Они выглядывали из дверей, с любопытством провожали его глазами. Наконец он оказался перед самим дворцом и по гладким каменным ступеням направился ко входу. Окованная бронзой дверь оказалась распахнутой - Авалл, старейший среди домашних рабов, уже ждал, кланяясь и прижимая к груди узловатые руки. Он уже успел послать раба отнести весть царю.
Перимед, царь Арголиды, глава Персеева Дома в Микенах, с утра был не в духе. Ночью ему не спалось. Виновато было то ли вино, то ли ноющие старые раны, то ли - это уже наверняка - Атлантида.
- Ах вы, недоноски, - ругал он никого вообще и всех сразу, сползая пониже в огромном кресле и протягивая руку к корзине с фигами на столе перед ним. Атлантида - само это слово, словно терновый шип или скорпионье жало.
Вокруг на просторном мегароне уже закипала повседневная жизнь. Раз царь проснулся - не спать никому. Кое-где раздавался приглушенный говор, хотя никто не осмеливался возвышать голос. На приподнятом круглом очаге посреди палаты раздули огонь, чтобы пожарить мясо. Сколько же лет он сам поддерживал огонь в этом очаге: тогда ни дворец, ни мегарон еще не были построены. Мысль эта не согревала царя, и даже фиги не могли сделать ее слаще. Рядом под навесом две его дочери вместе с рабынями чесали руно и пряли. Царь бросил суровый взгляд, девушки приумолкли, углубившись в работу. Гневный ликом сегодня Перимед еще был красивым мужчиной, с густыми бровями и тонким носом над широким ртом. И пусть его можно было считать пожилым, волосы оставались каштановыми, как в юности, не было и живота. Загорелую кожу на обеих руках покрывали белые рубцы; когда царь потянулся за очередной фигой, стало заметно, что на правой руке его не хватает двух пальцев. Трудно стать царем в Арголиде.
Появившийся на дальней стороне мегарона Авалл поспешил к нему, низко кланяясь.
- Ну?
- Твой брат, благородный Форос, сын...
- Пусть войдет, сын облезлого козла. Я давно его жду, - и Перимед улыбнулся, а раб поспешил за кормчим.
- Форос, ты нужен мне. Входи, садись, сейчас подадут вино. Как сложилось путешествие?
Присев на край скамьи, Форос поглядел на полированную мраморную крышку стола.
- Дядюшка Посейдон всей мощью своею подгонял корабль во время пути.
- Не сомневаюсь, но меня интересует не твой путь по морю. Ты привез олово?
- Привез, но, увы, немного - одну только десятую часть корабельного груза.
- Почему же? - ровным голосом спросил Перимед, от внезапного предчувствия потемнело в глазах. - Почему же так мало?
Не поднимавший глаз от стола Форос не обращал внимания на вино в золотом кубке.
- Пришли мы туда в туман. Возле Острова Йерниев море всегда туманно. И мы стали ждать, чтобы ветер развеял туман, чтобы можно было под парусами добраться до устья известной нам реки. Мы вытащили корабль на берег, я оставил людей охранять его, а потом по заросшей тропе мы направились к копи. Сперва мы зашли туда, где хранится олово, но слитков не было. Мы поискали вокруг, кое-что удалось найти, но немного. Теперь Форос поднял глаза, глядя прямо на царя.
- Но не об этом следует тебе узнать - копь разрушена, все погибли.
Быстрый шепот пробежал по мегарону, разнося новость. Все умолкли: стиснув кулаки, молчал и сам Перимед, лишь на виске его дрожала жилка.
- А брат мой, Ликос?
- Не знаю. Трудно было понять. С трупов сняли доспехи, останки пролежали много месяцев. Звери и птицы сделали свое дело. Там была битва, жестокий бой с йерниями. Все наши были без голов. Йернии уносят черепа, сам знаешь.
- Значит, Ликос мертв. Он не сдался бы в плен дикарям.
В груди разгорался гнев. Успокаивая себя, Перимед провел рукой по телу. Все к одному: брат его, пропавшее олово, гибель его людей, корабли Атлантиды... мрачные, несчастные дни. Хотелось орать от гнева, извлечь меч, убить им зверя или человека - пусть защищается, если сможет. В молодые дни он так и поступил бы, но с годами приходит мудрость. И гнев царя не прорвался наружу; придушив его, он начал раздумывать о том, что следует предпринять. Боль не уходила.
- Верно ли это? Неужели мой родственник Мирисати погиб?
Перимед поднял взгляд на разгневанного человека. Квурра, первый среди халкеев, работников по металлу. Услыхав новости, он явился, наверно, прямо от печи. Кожаный фартук на нем был прожжен искрами, на лбу и руках чернела сажа. Забытые корявые клещи были еще зажаты в правой руке.
- Конечно, погиб, - отвечал Форос. - Все, кто был на копях, погибли. Микенец не станет рабом. Горячий Квурра с болью воскликнул:
- Горе пало на нас! Копь разрушена, люди погибли, родичи мои убиты. - Он гневно потряс клещами. - Погиб Мирисати, которому ты обещал свою дочь, когда она станет взрослой... - слова утонули в кашле. Надышавшиеся металлом халкеи вечно кашляли, и многие из них из-за этого умирали.