— Ваши матери были свиньями! — кричал он. — Ваши сёстры лежали с козлами!
Ни один из врагов не понял оскорблений, и они были уже далеко, чтобы услышать их.
Хэрэгг впервые улыбнулся Сабану. Он даже похлопал его по плечу и засмеялся.
— Ты должен был стать воином, а не рабом, — сказал он, а Каган, следуя примеру отца, затряс головой и тоже улыбнулся.
— Я всегда хотел быть воином, — признался Сабан.
— Все мальчики хотят. Чего хорошего в мальчике, который хочет быть кем-то другим? — спросил Хэрэгг. — Но все мужчины — воины, кроме жрецов.
Последние три слова он произнёс сильной горечью, но отказался объяснить, почему.
На следующий день торговцы разложили свои товары в селении на севере от болот. Пришли люди из других поселений, и множество людей бродило по лужайке, где торговля продолжалась от рассвета до поздних сумерек. В этот день Хэрэгг обменял большую часть своих товаров, получив взамен ещё больше трав и обещание, что в конце зимы ему принесут много белых шкур.
— До этого времени, — сказал он Сабану, — мы останемся здесь.
Сабану эти места казались очень унылыми, так как здесь не было ничего кроме глубокой долины между устремляющимися ввысь холмами. Сосны покрывали нижнюю часть склонов, а холодный ручей перекатывался по серым камням среди деревьев. В нижней части долины стоял храм из камня, а выше — беспорядочное скопление хижин. Хэрэгг и Сабан заняли ветхую хижину, Сабан восстановил её перекрытия, нарезал дёрна и уложил его в качестве крыши.
— Потому что мне здесь нравится, — сказал Хэрэгг, когда Сабан спросил его, почему тот не вернулся на зиму в Сэрмэннин. — А зима будет долгой, — предупредил он, — долгой и холодной, но когда она закончится, я отведу тебя обратно к твоему брату.
— К Ленгару? — горько спросил Сабан. — Лучше убей меня здесь.
— Не к Ленгару, — сказал Хэрэгг, — а к Камабану. Не Ленгар хотел, чтобы ты стал моим рабом, а Камабан.
— Камабан! — изумлённо воскликнул Сабан.
— Камабан, — спокойно подтвердил Хэрэгг. — Ленгар хотел убить тебя по возвращении в Рэтэррин, но Камабан настоял, чтобы ты остался в живых. Кажется, ты когда-то не хотел, чтобы твой отец убил его?
— Я? — спросил Сабан, затем вспомнил неудавшееся жертвоприношение и свой непроизвольный крик протеста. — Да, я вспомнил.
— Поэтому Камабан убедил Ленгара, что если он убьёт тебя, это принесёт ему неудачи. Вместо этого он предложил отдать тебя в рабство, а для такого человека, как Ленгар, рабство хуже, чем смерть. Но ты должен был стать моим рабом, а не чьим-нибудь, а Камабан объявил, что всё это ему было сказано в видении. Твой брат и я спланировали всё это. Мы просиживали целые ночи, обсуждая, как всё это можно сделать, — Хэрэгг посмотрел на руку Сабана, где шрам от отрезанного пальца уже превратился в складку затвердевшей кожи. — И всё должно было быть сделано по-настоящему, — объяснил он, — иначе Ленгар никогда бы не согласился, и ты был бы мёртв.
Он открыл свою сумку и достал оттуда ценный нож, который был подарком Хенгалла Сабану, и которым был отрезан его палец. Он протянул нож Сабану.
— Возьми его, — сказал он, следом вернул ему янтарный амулет.
Сабан повесил янтарь на шею и засунул нож себе за пояс.
— Я свободен? — ошеломлённо спросил он.
— Ты свободен, — торжественно сказал Хэрэгг, — и ты можешь идти, куда пожелаешь, но твой брат пожелал, чтобы я держал тебя в безопасности до тех пор, пока мы не присоединимся к нему в Сэрмэннине. Он понял, что нет другого пути сохранить тебе жизнь, кроме как сделать тебя моим рабом, зато он возложил на меня обязанность защищать тебя, потому что ты нужен ему.
— Я нужен Камабану? — спросил Сабан, потрясённый всем тем, что Хэрэгг монотонно поведал ему. Сабан всё ещё думал о своём брате как об искалеченном заике, жалком существе, но именно презираемый всеми Камабан сохранил ему жизнь, и привлёк устрашающего Хэрэгга к участию для своих собственных целей.
— Зачем я нужен Камабану?