— Мужчина должен спать с женщиной, — говорил Хэрэгг Сабану. — Это естественно.
Казалось, Хэрэгг получает мало радости от женщины. Вместо этого, ему доставляла удовольствие сама скромная жизнь долгой холодной зимой. Каждое утро он ходил в храм молиться, а потом приносил воду или лёд к очагу. Тем временем Каган кормил сеном или листьями трёх лошадей, с которыми они делили жилище. Вождь селения относился к Хэрэггу как к почётному гостю, и обеспечивал едой их всех. Кроме того, Сабан пополнял эти дары охотой. Он предпочитал охотиться в одиночестве, подкарауливая редкую добычу среди скованной льдом земли. Хотя однажды он присоединился к мужчинам из поселения, когда был обнаружен медведь, спящий в своей берлоге. Они разбудили зверя огнём и убили кремневыми и бронзовыми клинками, после чего Сабан вернулся домой с мясом окровавленной ляжки. Еды всегда не хватало, по крайне мере, для гиганта Кагана, однако они не голодали. Они ели ягоды и орехи, хранившиеся в кувшинах, опустошали свои мешки с зерном и травами, а при случае объедались олениной, зайчатиной или рыбой.
День за днём снег сверкал на холмах, и воздух, казалось, был наполнен искрящимся морозом, солнце всходило на короткое время, а ночи были бесконечно долгими. Они топили торфом, который Сабан ранее никогда не видел, но иногда, чтобы сделать огонь в хижине посильнее, они подкладывали ветки смолистой сосны, которые горели с дымом и запахом. Долгие вечера обычно были безмолвными, но иногда Хэрэгг рассказывал.
— Я был жрецом, — в одну из ночей сказал великан, сильно удивив Сабана. — Я был жрецом Сэрмэннина, и у меня были жена, сын и дочь.
Сабан ничего не сказал. Торф разгорелся докрасна. Три лошади переступали с ноги на ногу, и Каган, который любил лошадей, почувствовав сотрясение почвы, повернулся к ним и что-то успокаивающе закурлыкал им. Три женщины наблюдали за мужчинами, закутавшись в одну шкуру. Их густые чёрные волосы наполовину прикрывали шрамы на их лбах, которые показывали, что они рабыни. Сабан учил их язык, но сейчас он и Хэрэгг разговаривали на языке Чужаков.
— Мою дочь звали Мийа, — сказал Хэрэгг, пристально вглядываясь в яркое пламя. Он как будто разговаривал сам с собой, так как говорил очень тихо, и не глядел на Сабана. — Мийа, — его голос словно ласкал это имя, — и это было существо необыкновенной прелести. Необыкновенной. Я думал, что когда она вырастет, она станет женой вождя или предводителя воинов, и я был счастлив, потому что богатство её мужа будет обеспечивать мою жену и меня в старости и оберегать Кагана, когда нас не станет.
Сабан ничего не сказал. Послышался скатывающийся звук с крыши, когда масса снега соскользнула вниз по дёрну крыши.
— Но в Сэрмэннине, — продолжал Хэрэгг, — мы каждый год выбираем невесту солнца. Её выбирают весной, и на три месяца, — он неопределённо помахал рукой, показывая, что три месяца это приблизительно, — она сама становится богиней. А потом, в день Летнего Солнца, мы убиваем её.
— Убиваете её? — спросил Сабан, шокированный.
— Мы отсылаем её к Эрэку, — так Чужаки называли Слаола. — А в один год мы выбрали Мийю.
Сабан отшатнулся.
— Ты выбрал её?
— Жрецы выбрали её, — сказал Хэрэгг, — а я был жрецом. Моя жена кричала на меня, била меня, но я думал, что это почётно для нашей семьи. Какого лучшего мужа может получить Мийа, чем Эрэк? И моя дочь пошла на смерть, а моя жена умерла, не прожив и месяца, а я впал в отчаяние. А когда пришёл в себя, больше не хотел быть жрецом. Меня никто не поддержал, и поэтому я начал бродить по земле. Начал торговать.
На его лице появилось выражение такого горя, что Каган начал скулить, и Хэрэгг наклонился и похлопал сына по руке, показывая, что всё в порядке.
Сабан подвинулся ближе к огню, натягивая шкуру на плечи, и спрашивая себя, потеплеет ли когда-нибудь в этом мире.
— Мой брат близнец был главным жрецом в Рэтэррине, и когда я сказал ему, что больше не верю в жертвоприношение, он разрешил мне стать торговцем. Его зовут Скатэл. Ты встретишься с ним, если он ещё жив.
Что-то в том, как Хэрэгг произнёс имя своего брата, допускало, что Сабану нежелательно встречаться со Скатэлом.
— Твой брат всё ещё главный жрец?
Хэрэгг пожал плечами.
— Он лишился рассудка, когда были украдены сокровища, и сбежал в горы. И я действительно не знаю, жив ли он, или мёртв.
— Кто украл сокровища? — спросил Сабан.