Кафферти начал расписывать наказания, которых, по его мнению, был достоин виновный в таком преступлении, если окажется, что это дело рук одного человека, и закончил вопросом к Ребусу: какие тот испытывает чувства, когда осужденный получает меньше, чем заслужил, — меньший срок, меньшее наказание?
— Это не моя сфера.
— Все равно… Ты вспомни, сколько раз я на твоих глазах шел на свободу по приговору суда. А бывало, что и до суда не доходило.
— Да, это угнетало, — признался Ребус.
— Угнетало?
— Бесило. Дико бесило. И настраивало сделать так, чтобы это не повторилось.
— Но вот мы здесь сидим и выпиваем. — Кафферти чокнулся с Ребусом стаканом.
Ребус не сказал о том, что было у него на уме: «Дай мне полшанса, и я тебя все равно засажу». Вместо этого он допил свое виски и поднялся, чтобы взять еще.
Первая сторона «Астральных недель» закончилась, а чай в его кружке остыл. Он сел, достал телефон и визитку, оставленную Ниной Хазлитт, набрал номер.
— Алло? — ответил ему мужской голос.
Ребус неуверенно молчал.
— Алло? — На сей раз чуть громче.
— Прошу прощения, — сказал Ребус. — Может, я ошибся номером? Мне нужна Нина Хазлитт.
— Секундочку, сейчас она возьмет трубку.
Ребус слышал, как телефон переходит из рук в руки под звук телевизора.
— Алло?
Теперь это был ее голос.
— Извините, что звоню так поздно, — сказал Ребус. — Это Джон Ребус. Из Эдинбурга.
Он услышал, как у нее перехватило дыхание.
— Вы что-то?.. Есть какие-то новости?
— Нет, новостей никаких. — Ребус извлек медиатор из кармана и стал вертеть его в свободной руке. — Просто хотел дать знать, что не забыл о вас. Я собрал все дела и сейчас анализирую их.
— В одиночку?
— Пока да. — Он помолчал. — Извините, что потревожил…
— Трубку взял мой брат. Он живет у меня.
— Понятно, — сказал Ребус, не зная, что еще добавить.
Пауза затянулась.
— Так, значит, дело Салли открыли заново? — В голосе Нины Хазлитт звучали страх и надежда.
— Официально нет, — подчеркнул Ребус. — Зависит от того, что я накопаю.
— Что-нибудь уже есть?
— Я только-только начал.
— Приятно слышать, что вы взяли на себя такой труд.
Ребус гадал, протекал бы их разговор так же напряженно в отсутствие ее брата. И еще он спрашивал себя, какого черта он вдруг ни с того ни с сего позвонил ей — поздно вечером, когда единственным поводом для звонка была бы какая-нибудь новость, которая не могла ждать до утра. А так он подал ей мимолетную надежду.
Ложную надежду…
— Ну что же, — сказал он, — не буду вас больше задерживать.
— Еще раз спасибо. И звоните, пожалуйста, в любое время.
— Но не так поздно, наверное?
— В любое время, — повторила она. — Отрадно знать, что дело делается.
Он отключился и уставился на бумаги.
«Ничего не делается», — пробормотал он себе под нос, сунул медиатор в карман и поднялся выпить последний глоток перед сном.
5
Полицейского звали Кен Лохрин, и он уже три года был на пенсии. Ребусу пришлось выклянчить номер его телефона. Имя Лохрина обнаружилось в деле Зоуи Беддоус. Судя по материалам, он немало потрудился, ведя расследование. Его почерк и подпись появлялись раз двадцать. Представившись, Ребус первые пять минут потратил на разговор о радостях пенсионной жизни, обмен анекдотами и объяснение специфики работы отдела по расследованию нераскрытых преступлений.
— Лично я совершенно не скучаю по работе, — заявил Лохрин. — Стоило мне вычистить мой стол, как даже боли в пояснице прошли.
— Жалеете, что не было результатов по Зоуи Беддоус?
— Гораздо хуже, когда чувствуешь, что вот, ухватил, осталось совсем немного. С ней ничего похожего не было. Доходишь до какой-то точки и понимаешь — все, нужно заняться чем-то другим. Если, конечно, все глухари не повесили на тебя. Значит, вы входите в этот новый отдел при канцелярии прокурора?
— Не совсем. Я в Эдинбурге, в команде помельче.
— Тогда как же у вас оказалось дело Зоуи?
— Из-за девушки, которая пропала на пути в Инвернесс.
— Но случай с Зоуи — он четырехлетней давности.
— Все равно… — Ребусу понравилось, что Лохрин назвал Беддоус по имени. Это означало, что она стала для него человеком, а не просто номером дела.
— Вообще-то, я и сам об этом думал.
— О чем? — спросил Ребус.
— Нет ли тут связи. Но я уже сказал — четыре года…
— Был и еще один случай в две тысячи втором неподалеку от Стратпеффера, — сообщил Ребус.