Никакого искажения пространства Йока не заметил. Большая птица за окном как будто успокоилась: Йока слышал, как ее коготки постукивают по жестяному карнизу. А потом твердый клюв стукнул по тарелке, забытой на балконе. Может быть, в появлении вороны нет ничего удивительного, и она прилетела поживиться остатками обеда, заботливо принесенного кухаркой? Но разве ночью вороны не спят?
Стоило повернуть голову к окну, и снова боковое зрение уловило движение возле стены. Йока решил больше не отворачиваться, что бы ворона ни творила на балконе. Он всматривался в стену до рези в глазах, и смаргивал, и думал, что именно в этот миг призрак мог шевельнуться, выдать свое присутствие.
В тишине оглушительно тикали часы.
Через пять минут глаза устали разглядывать темноту, полоски на обоях двоились и плыли навстречу друг другу. Йока спохватывался, смаргивал, и полоски вставали на место. И опять ему казалось, что он засыпает. Но однажды ему не хватило сил сфокусировать взгляд, хотелось ненадолго дать отдых глазам. Странная, неизведанная ранее умиротворенность овладела им: похожая на сон, но осмысленная, даже слишком. Полоски на обоях ползли друг к другу, пока не соединились вместе, только в новом измерении, и перед Йокой раскрылась глубина…
Он не мог бы этого толком объяснить: как плоская стена напротив вдруг обрела глубину и бесконечность? Это было ярко, несмотря на полутьму. И очень красиво. Йока боялся только одного: малейшее движение глаз — и глубина исчезнет, закроется. На глаза навернулись слезы, и Йока сморгнул, но так быстро, что сумел удержать взгляд на месте, всматриваясь в бесконечность.
Тогда-то он и увидел вдали движение: из волшебной глубины к нему кто-то приближался. Но, удивленный и даже растроганный, Йока не подумал о призраке. И был прав: вовсе не чудовище двигалось ему навстречу. Фигура эта не имела плоти, она словно состояла из той же самой стены, из полосатых обоев с маками, но у нее был объем, она шевелилась, и вовсе не движение воздуха, не обманчивое искажение пространства видел Йока.
К нему приближалась девочка. Он мог рассмотреть ее волосы, густые и длинные, плотной накидкой обхватившие плечи, и тонкие руки, скрещенные на груди, и рубаху, лишь местами облегающую хрупкое тело, и колени, и крепкие щиколотки с высоким подъемом, и маленькие ступни. Длинные, по-детски нескладные ноги шагали вперед, навстречу Йоке, и от каждого шага на ней двигалась узкая рубаха.
А потом девочка остановилась, замерла, опустив голову. От рези в глазах Йока сморгнул, но не выпустил глубину из виду.
Тиканье часов и звон в ушах неожиданно сплелись в его голове в нежную, еле различимую мелодию. Нет, не мелодию, а дрожь эфира, случайный набор чередующихся частот, превратившийся в легкий, завораживающий перезвон. Девочка вскинула голову, развела руки в стороны и поднялась на цыпочки.
Она танцевала. Это выходило у нее не очень умело, но все равно прелестно: тонкие руки были то волнами, то крыльями птиц, то тянувшимися к небу стеблями травы, длинные ножки то приседали, то вытягивались. В ее движениях не было особой грации, девочка нисколько не походила на балерин из Большого славленского театра (который Йока так ненавидел), но именно ее угловатость, несмелые движения показались ему полными очарования.
Она кружилась, то поднимая, то опуская руки, и иногда в профиль Йока видел, как рубаха облегает ее маленькую упругую грудь: еще незрелую, непохожую на мамину.
Йока читал немало романов о любви, и даже о такой любви, о которой ему читать не следовало, но еще не вполне их принимал, еще не умел примерить на себя чужие страсти. А тут в нем вскипела кровь и пересохло во рту.
Девочка словно просила о чем-то, словно танцевала не просто так, а в надежде на вознаграждение. И Йока был бы рад отдать ей то, о чем она просит, но не знал, что́ может ей отдать. Он захлебывался от переполнивших его чувств, в нем поднималось нечто, похожее на огромную волну, и он был готов выплеснуть ее из себя, кинуть к ногам этой девочки все, без остатка. Всего себя, все, что в нем накопилось.
Девочка остановилась и протянула руки вперед. И Йоке стало неловко, потому что он не знал, что должен сделать и что может ей дать. Она же опустилась на колени, но не в мольбе, а в изнеможении, одну руку вытянув вперед, а другой закрыв лицо. А потом ссутулила спину, согнулась, как увядший цветок, и замерла.
В груди что-то клокотало, искало выхода. Тоска, сравнимая с физической болью. Йока прижал руки к горлу, с губ сорвался не стон даже — тонкий вой.
Вороний крик за окном прозвучал грубо, словно отрезвляя. И в этот миг накопившееся напряжение хлынуло наружу широким потоком. Перед глазами неожиданно возник фонтан в усадьбе Важана: упругая струя, бьющая в небо, и вода, падающая с высоты в бассейн. Вода кипела и грохотала, как и то, что выливалось из груди. Йока всхлипывал, хватая ртом воздух, тело его дрожало, и он уже ничего не видел перед собой, кроме бушующей воды.
А потом пришел покой. Пелена слез скрыла от Йоки и глубину в стене, и девочку, замершую у его ног. Он сглотнул, из горла вырвалось короткое рыдание — от счастья, от облегчения… Руки сами собой потянулись к лицу — он закрыл глаза ладонями, опрокинулся щекой на подушку, подтянув колени к животу, и замер, переводя дыхание. А как только оно выровнялось, Йока тут же заснул.
Инда Хладан молча стоял у входа в сад Йеленов и смотрел на темное окно второго этажа. Четырнадцать лет. Время инициации чудотворов. И мрачунов.
Отчет чудотворов, которые выезжали лечить восьмилетнего мальчика в дом судьи Йелена шесть лет назад, оказался пустышкой — никаких странностей они не отметили. Странность отметил сам Инда: отчет был подписан куратором службы здоровья Славленской Тайничной башни, членом центумвирата Дланой Вотаном, а не рядовым врачишкой-чудотвором, который должен был явиться на помощь отпрыску богатых родителей, буде те непременно захотят лечить ребенка у врача-чудотвора. А потому отчету Инда не доверял.
Появление призрака он почувствовал за несколько минут до того, как ворона — вовсе не ночная птица — ударилась в балконное стекло. И это появление уже показалось Инде странным. Да, мальчишка погасил ночник. Рано или поздно это делают все мальчишки — из любопытства, бравады, для испытания смелости. Но сегодняшняя ночь была не лучшей для подобных экспериментов, потому что предшествовала празднику призраков, к которому тщательно готовились чудотворы. Конечно, Йока Йелен об этом не знал, но призрак этого не знать не мог. То ли он столь ненасытен, что не может дождаться праздничной ночи, то ли… то ли пришел, отлично зная, к кому и зачем идет…
Мальчика надо забирать к себе. Пока он чист и наивен, пока его характер складывали добропорядочные Йелены — надо забирать его к себе. С каким восхищением он смотрел за столом на Инду! Пока он еще ребенок, пока, как все мальчишки, считает чудотворов самыми замечательными людьми в Обитаемом мире, надо забирать его к себе, не дать рассыпаться этой иллюзии.
Глаза Инды Хладана то и дело сами собой поворачивались к другому крылу дома, где в окне горел желтый огонек ночника. Спальня Йеленов. Ясна хочет избавиться от мальчишки, и Инда заинтересован в том, чтобы помочь ей в этом. До конца лета можно подружиться с парнем и уладить все формальности с переводом в другую школу. Никакого насилия! Какой мальчишка откажется учиться в школе, которая готовит помощников для чудотворов? Это честь для них, рожденных в других кастах.
Призрак давно был в доме и на этот раз не ошибся комнатой. Впрочем, в других спальнях горели ночники, ему больше негде было появиться. Инда с улыбкой смотрел в темное стекло и видел силуэт вороны, разгуливавшей по карнизу. Надо перечитать трактат по герметичной зоологии, найденный у арестованного мрачуна. Птица подпитывается энергией вместе с призраком? Или ее прельщает что-то другое?
Чудотворам призраки не страшны, они сами могут забирать у них энергию, не отдавая ни капли своей. Впрочем, еще ни один призрак добровольно чудотворам энергии не отдавал. Инда чувствовал голод призрака на расстоянии, сквозь стекло и стену, так же как почувствовал бы присутствие другого чудотвора. Природа распорядилась хоть и логично, но несправедливо: сделала мрачунов и чудотворов врагами, но лишила их оружия друг против друга. Инда знал о присутствии призрака, но не видел мрачуна, к которому тот пришел. И мог только гадать, а к мрачуну ли пришел призрак, или его цель — невинный ребенок, которого можно лишить рассудка или жизни за несколько минут.