— Это один из самых больших планетоидов, захваченных тяготением Тианоса, — пояснил капитан, заметив мое недоуменное выражение лица. — По размерам он больше вашей Луны. На нем сосредоточены основные комбайны по добычи руды. Здесь же находится и цель нашего путешествия на Тианос.
«Крылья рассвета» вошли в гигантское ущелье. О его размерах можно было судить по тому, что огромный звездолет свободно совершал в нем маневры, даже не сбавляя скорости. Впечатленный необычностью обстановки, я приказал АИНИ подключиться к внешним камерам звездолета и транслировать изображение прямо на сетчатку глаза. В первый миг от открывшейся картины перехватило дух. Будто бы я сам сидел на вершине звездного корабля и вертел головой, оглядываясь по сторонам. В гигантских клубах пыли, размерами не уступающих звездному кораблю, на дне и уступах ущелья мелькали огромные тени горнодобывающих рудных комбайнов.
— А это еще что такое?! — только и мог спросить я, не сводя взгляда с геометрически правильного, гладкого до глянцевого блеска туннеля, убегающего за доступный нашему взору горизонт.
— А это и есть настоящее чудо Тианоса, — произнес капитан. — Правда не природное, а созданное гением человека.
Пока мы приближались ко входу в туннель, он рассказал мне историю появления в глубинах планеты гиганта этого удивительного рукотворного сооружения.
Сотворенный гравитационным лучом туннель являлся наследием военных экспериментов. Вначале предполагалось создать рукотворную черную дыру. Но энергии подвластной человеку хватило лишь чтобы проложить на границе с гиперпространством туннель длинной около трехсот тысяч километров. Как раз столько требовалось звездолету вроде «Крыльев Рассвета» чтобы достигнуть околосветовой скорости необходимой гиперприводу для входа корабля в подпространство. Это особое измерение было заключено в энергетическое силовое поле, имеющее форму ограненной трубы. Начинаясь в ущелье на планетоиде, захваченном тяготением Тианоса, он пронзал пространство и исчезал в дали за пределами звездной системы Карс.
Тем временем «Крылья рассвета» приблизились к туннелю. Вход в него ярко освещали бело-голубые габаритные огни. Каждый, кто имел отношение к управлению звездолетом, молча занимался делом. Напряжение витало в воздухе.
— Запущен процесс накопления энергии… — сообщил ИскИн по громкой связи. — Приготовиться к экстренному ускорению. Время готовности десять минут…
Чтобы никому не досаждать вопросами, я отправился к себе в каюту и приказал АИНИ переключить изображение на картинку с камер рудодобывающего комбината.
Первой включилась камера из жилого модуля станции. Я молча наблюдал как в свете вспышек проблесковых маячков тревожной сигнализации искрили электрические цепи, как сминаются под рукой немыслимого тяготения металлические конструкции, превращаясь в искореженное железо…
В следующий миг изображение исчезло. Вместо этого заработала одна из камер, установленных на внешней центрифуге гравитации. Расположенная на приличной высоте, как раз над жилым модулем, она включилась в тот момент, когда компенсаторы тяготения наконец-то сдались и «кокон» станции начал сминаться под многотонным давлением, словно яичная скорлупа.
Зрелище получилось впечатляющим! Не сомневаюсь, мои спутники, тоже наблюдали за ним. Переключившись в режим конференции с Координатором и Капитаном Конти я спросил:
— А если кому-нибудь придет в голову проверить, что станция и звездолет уничтожены? — предположил я. — Сомневаюсь, что агенты империи настолько легковерны, что не захотят убедиться в этом. Пошлют автоматический зонд и увидят, что в блин раскатало только жилой модуль.
— Исключено, — твердо произнес Координатор. — В результате декомпрессии на станции произошел мощный взрыв, который непременно разрушил бы и звездолет, пристыкованный вплотную. После этого, обломки упали к центру гиганта и погрузились в жидкий водород. Там не сможет работать ни один зонд.
— Сейчас нас должно интересовать совсем другое, — раздался в системе связи голос капитана Конти, подключившегося к беседе. — Сумеем ли мы ускользнуть с Тианоса незамеченными…
Цель вот-вот будет уничтожена. Враг торжествовал. Проявление подобных эмоций укрепляло нейронные связи электронного мозга, позволяя боевой машине эффективнее запоминать удачные приемы и делиться опытом с другими родственными юнитами.