У каждого из ребят были в колхозе свои излюбленные места.
Сначала Маша заглянула на птичник, потом потащила Саньку в телятник надо же проведать телочку Долинку, которую они с матерью выходили этой зимой.
Белоголовая мокроносая Долинка, узнав свою няньку, подбежала к девочке, захватила ее палец и, чмокая, принялась сосать.
Недалеко от телятника находилась свиноферма. На солнце, в огороженном частым плетнем садке, паслись розовые, точно после бани, поросята.
- Саня... на минуточку только, - потянула Маша мальчика за рукав, заметив его скучающий взгляд.
Она быстро перелезла через плетень, присела на корточки и позвала:
- Чушь, чушь, чушь!
Поросята не обратили на нее никакого внимания. Они дружной стайкой метались из угла в угол или, окружив свинарку, тыкались пятачками в ее ноги и истошно визжали. Большие их уши-лопухи просвечивали на солнце.
- Тетенька Лукерья, - спросила Маша, - а когда клички будем раздавать? Мы с девчонками столько их напридумывали: и Ромашка, и Незабудка, и Василечек...
- Какие уж тут василечки! - отмахнулась от поросят свинарка. Разбойники... Обжоры! Все уши мне провизжали.
Наконец Маша словила одного поросенка, почесала ему спинку, и тот, блаженно похрюкивая, растянулся у ее ног.
- Ах ты дурачок, ах миленький! - растроганно зашептала Маша.
- Вот тебе и "миленький", - засмеялась свинарка.
Маша вскинула голову. Маленький поросенок, ухватив Машину сумку с учебниками, волочил ее по земле.
Девочка бросилась вдогонку, вырвала сумку, сконфуженно перелезла через плетень и оглянулась - Саньки не было. Он уже стоял около кузницы. Подержался за поручни отремонтированного плуга, покрутил рычаги сеялки, потрогал ногой острые, как штыки, зубья бороны, Потом заглянул в дверцу низенькой закопченной кузницы, где у мерно вздыхающего горна колдовал бородатый кузнец Евсеич. Сейчас он проворным движением выхватил из горна огненно-оранжевую змейку, бросил ее на наковальню и угрожающе взмахнул молотом.
"Так тебе, так тебе!" - выговаривал молот, но змейка, точно сердясь, обсыпала кузнеца колючими искрами, потом согнулась в дугу, стала темно-вишневой и наконец, когда ее сунули в бочку с водой, зашипела, выбросила клубочки пара и превратилась в дужку подковы.
- А-а, молодой Коншаков! - заметил Саньку Евсеич. - Глазами смотри, а руками навыкай... Ну-ка, бери молоточек!
Санька только того и ждал. Он сбросил куртку, закатал рукава гимнастерки и с замирающим сердцем схватил небольшой молот.
Когда Маша заглянула в кузницу, то увидела, что Евсеич в паре с Санькой ковали железо. И уж кто-кто, а девочка тоже без дела оставаться не могла. Она подбежала к кузнечным мехам:
- А я горн раздувать буду!
- Эге, прибывают подручные! - Евсеич сунул в воду подкову и вытер рукавом лицо.
Мельком взглянув на Машу. так же неторопливо вытер лицо и Санька, поплевал на ладони и переложил молот из руки в руку.
- Еще работа будет?
- Самая малость осталась, - засмеялся Евсеич: - плужков с дюжину да борон десятка два. - И он отобрал у Саньки молот. - Иди-ка домой, братец! И так, поди, второй час добираешься...
Небрежно накинув куртку на плечи, раскрасневшийся, довольный, Санька вышел из кузницы.
- Оденься, ты... - дернула его Маша за рукав. - Кузнец горячий...
Санька ничего не ответил, посмотрел в поле, прислушался, как в овраге за кузницей клокотала вода, и улыбнулся.
- Весна-то какая, Маша! Будто на тройке гонит... - И неожиданно спросил: - Ты что летом собираешься делать?
- До лета еще далеко! - удивилась Маша.
- Знаю. А думать загодя надо, - заметил Санька. - Слышала про ребят из Локтева? Все прошлое лето в поле работали. Сами пахали, сами сеяли! И знаешь хлеб какой вырастили...
- Ну и что, Саня, что? - с нетерпением прервала его Маша.
- Вот и мы со Степой Карасевым в бригаду думаем записаться.
- В бригаду? - остановилась Маша.
- Да! К матери к моей. Слыхала, какое она дело начинает?.. Ты моего отца хорошо помнишь?
- Дядю Егора? А как же! - оживилась Маша. - С ним по грибы хорошо было ходить - всегда полный кузовок наберешь. А какие он нам свистульки голосистые делал!..
- То дело десятое, - перебил Санька, - я о другом. Помнишь, он целину начал поднимать за оврагом, на Старой Пустоши?
- Ну, помню... - ответила Маша.
- А засеять не успел - война помешала. Вот матери и запала думка: вырастить в этом году хлеб на Старой Пустоши...
- Погоди, Саня, погоди, - перебила его Маша. - У тети Кати уже есть делянка... на ближнем поле.
- Это само собой. Она за ее бригадой так и останется. А на Старой Пустоши - это добавочно.