— Починим, королева! — смеялся Саид всеми ровными искусственными зубами.
Смуглый строитель, похожий на персидского принца со средневековой миниатюры, строил глазки и сообщал, что его имя — Бахрам. Леля же в ответ признавалась, что когда-то бывала в кишлаке Варух.
— Землячка! — таял персидский принц.
Леля саркастически смотрела на его длинные ресницы, растянутые штаны с красными лампасами и подвязанные веревочкой вьетнамки. Что-то они скажут, когда выяснится, что денег не хватит…
Ликвидировать финансовую дыру помогла еще одна подруга. Леля нанялась к ней в издательство — срочно отредактировать детектив про исламских террористов. Террористы распространялись по миру с въедливостью и упорством плесени, забиваясь в каждую дыру и маскируясь под честных людей. Самую кровавую расчлененку автор приберег к концу — от этих страниц даже несколько затошнило. Ночной сон Лели был нервным и рваным, в нем повторялся не столько сюжет, сколько тошнотворные детали, а у приснившегося террориста оказалось бронзовое лицо Саида.
С происками агентов бен Ладена было покончено в полмесяца, дальше Леля подрядилась редактировать триллер. Триллер оказался еще более дурацким и подписан был «Нила Сорская», хотя методом дедукции Леля определила, что сочинял ужасы автор, а не авторица. Укрылся, гад, за женским псевдонимом! Хорошо, а то за женщин было бы обидно! Как догадалась? Очень просто — в третьей главе герой якобы случайно убивает жену, а потом по-мужски сладострастно закапывает за забором дачного участка. Дочку он ненароком прикончил в пятой. Леля порадовалась, что ее семейная жизнь еще вполне позитивна — подумаешь, не обращают внимания — радуйся тому, что пока не закопали!
Радоваться можно было еще и появлению финансового просвета. Ну, если не хватит мани-мани чуть-чуть и от отделочных работ таджики откажутся, останется душ некрашеным. И тоже хорошо — снова будем играть в Тома Сойера: купим олифы, кисточек и гостей наприглашаем — пусть красят. Эй, кто там в очередь? Нет очереди? Жалко…
Война с Валентиной вышла на новый эволюционный виток.
Стройка велась без Лели — та не могла отлучиться от монитора, сражаясь с шедевром Нилы Сорской. Сроки поджимали, корявый текст приходилось практически переписывать. Рабочим велела все делать на их усмотрение.
Рано утром ее разбудил телефонный звонок, и в трубке раздался крик Валентины. Сквозь вопли, проклятия и помехи удалось разобрать, что фурии не нравится уклон крыши нового душа — в сторону ее территории, хотя до границы оставался целый метр. Было ультимативно приказано бросить работу и ехать разбираться.
— Не поеду! — сказала Леля железобетонно.
— Тогда я вам тут все сломаю и сожгу! — завизжала Валентина.
Леле было скучно ссориться, поэтому она миролюбиво предложила наклонить крышу туда, куда соседке хочется. Таджики посмеялись, но переделали. Видимо, это было тактической ошибкой — теперь поборница справедливости вошла во вкус, поэтому следующий скандал был еще громче. Телефонная трубка прямо раскалялась в руке. Леля обычно стоически переносила, когда малоинтересные тетки обзывали ее сволочью и идиоткой, но вот чего уши совершенно не выносили, так это высокочастотных воплей, переходящих в ультразвук. Да в чем дело-то? А в том, что Станиславов сарайчик для сельхозинвентаря смогли отодвинуть от Валентининой границы не на метр, как она требует, а всего на семьдесят сантиметров — иначе не будет открываться дверь. А Валентине хочется на метр! А его тогда надо разбирать и собирать заново!
Леля, вежливо сдерживая бешенство, спросила — какая разница?
— Я бедная пенсионерка! Мне воздуху не хватает! Это ж целых тридцать сантиметров! А некоторые тут книжки пишут! — взвыла пожарная сирена.
Меж тем строительство сарайчика новой конструкции, как и перестройка крыши, требовала дополнительных финансовых вливаний. Братья таджики по-человечески Лелю, конечно, одобряли, но переделывать за просто так все равно не соглашались.
А может, Валентина просто думала, что за книжки деньги платят?
Леля, наконец, поехала принимать работу — в итоге оказалось, что всю неделю Валентина изводила таджиков с упорством маньячки. Однако существует в природе некий гомеостазис, а на каждый минус свой плюс. Застенчивый тщедушный Мустафа, прослышав кое-что от Федора, признался Леле, что тоже стишки пописывает, а в далеком покинутом Таджикистане их даже на музыку кладут. Последний свой опус он изложил на очень плохом русском — но Леля поняла, что написано в лучших традициях фарси — о соловье, вместе с которым бедный гастарбайтер оплакивает утраченную родину. Переживал, что один русский друг даже взялся переводить, да вот не справился с редифами — специфики ирано-таджикской не знал. Леля надула щеки и выдала пулеметную очередь знакомых имен — Руми, Джами, Хафиз.