— Я тебе подам! Ишь сановник… А узнавать, правда, есть чего? Ну, хватит дуться, садись. — Подбельский требовательно похлопал по подоконнику. — Я знаешь от чего разошелся? Вспомнил, как впервые пришел сюда комиссаром. На галерее, вон там, с тобой впервые встретились… Так тогда с кем воевать приходилось? С людьми. Ты им слово — они тебе два. А эти, — он показал носком ботинка на ящики, — злые и бессловесные. Ни тпру, ни ну!
— С людьми тоже хватает, — негромко, все еще не расставаясь с обидой, отозвался Булак. — У меня вон трое молодцов в барак на Николаевском вокзале не явились и чуть все дело не сорвали. Может, и уволить придется.
— А что за дело?
— Так все одно — посылочное…
Булак стал рассказывать. О том, что ночь плохо спал, опустил, но про багажный барак, про идею выдачи посылок прямо на вокзале изложил подробно, и, уже забыв, что было прежде, закончил несколько невпопад:
— Но вы-то как, Вадим Николаевич, надолго в Москву? Одиноко тут без наркома.
Подбельский задумчиво поглаживал себя по подбородку.
— Совсем, совсем вернулся. Отозвали… А с выдачей на месте — это, знаешь, гениально. Только мало одного барака. Так мы не гарантированы от нового наплыва посылок. Урожай ведь только еще собирают. С продразверсткой покончат, и еще сильнее ящики повалят, вот увидишь.
— Можно еще один барак занять на Николаевском!
— Заберем, заберем. Но надо бы и по городу, понимаешь? Посылочные пункты, чтобы развозить к получателям в районы…
— А на чем развозить? Гончаров, я слышал, за телеграфные столбы принимается…
Подбельский вздохнул.
— Телеграф тоже не отменишь. Но я попросил осмотреть всю автомобильную наличность. Тут у нас еще с германской войны автопарк Варшавской почтовой конторы стоит… Может, пустят в дело.
С минуту они молчали. Булак сказал:
— Что еще можно — это ввести пеший обход почтовых ящиков. Нагрузка, конечно, людям будет изрядная, но думаю, разъясним. Вот и еще несколько автомашин. Все-таки посылки — это борьба с голодом, за письмами лучше пешочком пройтись…
— Правильно! А то послал красноармеец посылку и думает, что его детки хоть несколько дней сыты, а она в багажном вагоне лежит… И знаешь еще что, Саша, не обойтись нам без субботников. Я понимаю, устали, ослабли все, но — не обойтись…
Подбельский оборвал фразу, однако Булак понял его тревогу.
— Что и говорить, — отозвался тихо, — посылочных пунктов наворотим, да еще вагоны разгружать. А почтовый люд боролся, боролся с царем за восьмичасовой-то рабочий день, и мы ему снова: давай по двенадцать, да еще в субботу и в воскресенье, и чтобы православные праздники забыл… Не знаю, поймут ли нас.
2
В огромном «руссо-балте», некогда реквизированном у чаеторговца Высоцкого, — с высоким лимузином, с бархатными просторными сиденьями и довольно слабосильным мотором — заместитель председателя Радиосовета Николаев весь август проколесил по душной, пыльной Москве.
Концы были неблизкие: из Замоскворечья, с Шаболовки, на Пресню и дальше по Воскресенской дороге на Ходынскую радиотелеграфную станцию, а потом на Большую Дмитровку, в комиссариат, и снова на Шаболовку. Иногда в пути, измученный тряской по разбитому, давно не чиненному булыжнику, Николаев думал о том, какой черт дернул его уговорить Подбельского взвалить всю радиотехнику на Наркомпочтель, — ведь все это он предлагал, совершенно не учитывая, что ко всему прочему придется воевать, а каждый новый винтик радиодела прилаживать с таким трудом, что подсчитай кто усилия, затраченные на добывание и закручивание этого самого винтика, то он покажется золотым. Сам себя Николаев оправдывал только тем, что ни он, ни сам господь бог не смог бы тогда, в восемнадцатом году, представить масштабы и характер работы, которая свалится так скоро на радиотелеграф. Ну кто бы мог подумать, что колчаковский фронт так надолго перережет проводные линии и основная нагрузка — основная! — связи с Туркестаном ляжет на Ходынскую станцию? А у нее Ташкент не один, хоть и Чичерин из Наркоминдела станет жаловаться самому Ленину, что подписанные им радиотелеграммы лежат без движения по нескольку дней. И Чичерин у Ходынки не один, есть и другие наркоматы…
Еще в конце прошлого года, в лютую стужу, развернули в помощь Ходынке дополнительную станцию, достаточно мощную для связи с Туркестаном. А там возьми да и полопайся трубы центрального отопления. И виноватых нет! Чем топить? Да, да, вот вам радиостанция, товарищ Чичерин, только ни дров, ни угля нет!.. Подбельский мрачный, как туча, — ему звонил Предсовнаркома — выяснял, что с наркоминдельскими телеграммами, как будто он сам, наркомпочтель, не знает. Сам и поехал добывать топливо, два дня потерял, добыл всего вагон. Один! И радуется. Что они все к Владимиру Ильичу с жалобами? Ну, надо передать срочно, позвони мне, скажи, я распоряжусь, передам. Так нет, жалуются…