Нарком, конечно, может распорядиться, подтолкнуть — по это ведь за счет других телеграмм, а их все равно надо передавать, и это уже его забота, Николаева. Главная трудность — дальняя передача и прием. Мощность передатчиков наращивать начнем, значит, выход только в антенне. Поднять повыше, под самые небеса, — вот над чем он, Николаев, бился все лето. Составные, из бревен, как на Ходынке, мачты сразу отверг — там высота сто десять метров, выше не поднять, предложил строить металлическую башню, благо и автор подобных сооружений, удивительный по талантливости инженер Шухов, был жив-здоров и находился в Москве. В один из наездов Подбельского из так приковавшего его иными проблемами Тамбова все ему растолковал, получил поддержку, а потом начал работать с Шуховым. Тот, правда, обрадовался: «Давайте строить выше Эйфелевой башни, разве новая, советская Москва не достойна?» — «Достойна, достойна, Владимир Григорьевич, только когда это мы воздвигнем? Нет уж, пониже, да поскорей. Сто шестьдесят метров. Выше Ходынки и чтобы быстро». Шухов, молодец, согласился, и расчеты гиперболоидной башни у него, оказывается, лет уж пятнадцать как сделаны, только ведь не ему, автору проекта, печься об отводе участка, рабочих, средствах и еще бог знает о чем. Показал только место (тоже заранее углядел) — Шаболовка, высокое место над городом, а дальше уж вы управляйтесь, Наркомпочтель…
Николаев, сидя в роскошном своем автомобиле, на тряском пути загибал пальцы и удивлялся: дело все-таки шло. Есть уже и постановление Совета Обороны, и участок, идет набор рабочих для клепки уникальных, в витых решетках, секций башни и их подъема — и все это, невзирая на то что приходится воевать. Ходынская и Детскосельская станции работают, работает Тверь, Ташкент, Астрахань. Нет, пожалуй, в добрый час взято все это под крыло. Наркомпочтеля! Гражданская война ведь по вечна…
Быстро, с легкостью длинноногого человека перешагивая через две ступеньки, Николаев взбежал по комиссариатской лестнице. В приемной столкнулся с замнаркома Любовичем, чем-то озабоченным, с портфелем и кипой бумаг под мышкой.
— У него есть кто? — спросил, не очень рассчитывая на ответ, уже хватаясь за медную ручку двери с жаждой говорить, предлагать решения и выслушивать приказания.
Подбельский, как всегда в одиночестве, что-то писал, но тут вскинул голову.
Приближаясь к столу, Николаев заметил пачку книжек в желтоватых обложках. У него уже была такая — «Дело связи в Советской России», он прочитал ее в один присест, не зная, чему более удивляться — работоспособности Подбельского, успевшего за год с небольшим своего хлопотного наркомства еще и написать книгу, или самому духу написанного, широте взгляда на средства связи, на их будущее, а главное, убежденности автора в том, что почта у народа, связавшего свою судьбу с социализмом, должна быть не только самой передовой и удобной, но и самой доступной. Николаев положил руку на обложку верхней в пачке книги и спросил:
— Вадим Николаевич, я надеюсь, подарите?.. С дарственной надписью. Буду горд.
Подбельский резко отодвинул исписанный лист бумаги, откинулся в кресле. Еле заметная тень недовольства промелькнула у него на лице.
— Потом, Аким Максимович. Вы мне нужны для другого… Я только что из Совнаркома. Дела неважные. Петроград снова под ударом, противник вот-вот может начать наступление. Владимир Ильич серьезно обеспокоен сокращением эвакуации города.
Николаев еще не отошел от своих мыслей, от показавшейся теперь такой нелепой просьбы.
— А мы, Наркомпочтель, при чем?
— Вот, вот, такое-то непонимание момента и вызывает тревогу… О Детскосельской радиотелеграфной забыли? Или она в Сибири?
— Детскосельская? Неужели… Хотя да, я понимаю.
— Вопрос в том, сможем ли мы эвакуировать станцию без всякого перерыва в перехвате иностранных радио. Об этом я и хотел посоветоваться с вами. Если да, то нам нужно срочно составить план эвакуации. Оставлять станцию противнику мы не имеем права.
— Если добавить в Твери и здесь, на Ходынской, дополнительные вахты слухачей… я думаю, можно эвакуировать.
— А приемники? Найдутся?