По заведенному порядку наркомы собирались на заседание дружно, без опозданий, деловито рассаживались. Когда он приступил к докладу, показалось, что в зале заседаний СНК как-то по-особому тихо. Может, от прохладности воздуха — давно топили нежарко, а может, так показалось потому, что, когда собирались, шагов не было слышно — все почти были в валенках, и Владимир Ильич тоже — в черных, с подвернутыми голенищами.
В первый пункт постановления — какими признать объяснения Наркомпочтеля о деятельности учреждений почт и телеграфов — Ленин собственноручно вписал: «Удовлетворительными». А в число ответственных за продвижение почтовых вагонов к Наркомпути и Реввоенсовету республики добавил ВЧК, вычеркнув только что ликвидированный Особый комитет по проведению военного положения на железных дорогах.
Подбельский ждал, что Владимир Ильич поинтересуется, как идут дела с ремонтом телефона на Курск и Харьков, но тот ничего не спросил, видимо, счел достаточным, что неделю назад обменялись записками. Тогда Подбельский написал: «Три четверти вставок уже заменены на неделю раньше, чем ожидалось. С Курском уже можно говорить, кроме тех сравнительно редких моментов, когда телефон разобщается для ремонта».
Бодренько, конечно, ответил: с Курском. А с Харьковом? Это ведь еще полдороги, и там-то целыми верстами никаких столбов нет и проволоку растащили, а новые столбы поди поставь — мерзлую-то землю долбить! Он несколько раз выезжал на линию, сам брался за лом и лопату, а когда однажды не хватило столбов, приказал валить деревья тут же, возле полотна железной дороги, в запретной зоне, и сам, показывая пример оторопевшим рабочим, двинулся с топором к лесу, проваливаясь в снег…
А Предсовнаркома торопит. Даже когда не спрашивает, что с линией на Харьков, чувствуется, как нужен ему телефон на юг и юго-запад. Эх, если бы и тут радио обойтись! Как бы оно помогло заменять и дублировать телеграф! Но телефон, живое слово…
Был уже не один разговор с Лениным — и он, Подбельский, докладывал, и Николаев, как лихо идет дело у Бонч-Бруевича в Нижнем. Недавно еще только на длину коридора, на сорок шагов, доносилась не морзянка, человеческое: «Алло, алло, даю счет! Раз, два, три», а теперь бывает, радиотелефонный передатчик из Нижнего Новгорода слышат радисты за десятки, сотни верст — слово слышат. И Владимир Ильич согласен, что надо срочно строить в Москве мощную, чтобы доставала и за границу, радиотелефонную станцию. Летом, если Бонч-Бруевич не сбавит темпа с разработкой передатчика, надо будет взяться как следует за строительство. А пока даешь просто телефон, столбы и проволоку, линейные усилители, обыкновенных монтеров и техников!
Для ремонта телеграфных линий в прошлом году срочно создали больше двух десятков особых отрядов. Теперь такие же уходили на восстановление телефона.
По утрам в комиссариате Подбельский первым делом требовал сообщений оттуда — из-под Тулы, Орла, Харькова. Сведения приходили неутешительные: работу в одном месте закончили, а на новый участок перебраться — нет транспорта… За окном мела метель, швыряла в окна снегом, и он представлял, как это там, на линии, — не идти же пешком, чтобы потом бить ломом в землю, ставить столбы.
Звонил в Наркомпуть, справлялся, не могут ли помочь с переброской монтеров, а в ответ обычное: откуда, вы же знаете — кризис… Когда отчитывался на СНК, он побоялся вносить телефонные проблемы в проект решения, знал: вагоны и тут всплывут, а они нужны для почты, для почты всего нужнее — вот и остерегся. А как быть теперь?
Как? Снова требуется власть Предсовнаркома. Пусть не декрет, хотя бы особое предписание пойдет на места. И стал набрасывать необходимую телеграмму: «Вследствие сокращения движения поездов по Московско-Курской и южным железным дорогам предписываю незамедлительно организовать передвижение гужевым способом техников и рабочих народной связи, командируемых для исправления повреждений междугородного телефона Москва — Харьков, привлекая случаях надобности гужевой повинности население близлежащих сел и деревень…»