Все подобные проявления Хорни называет притворным страданием. С этим трудно согласиться безоговорочно, поскольку человек все-таки страдает, другое дело, что он не понимает подлинных причин соответствующих переживаний. Я неоднократно сталкивался с психотравмирующими переживаниями сексуальных преступников, которые нападали на женщин, считая их виновными в собственных сексуальных провалах и неудачах, но не желая именно на себя возложить вину. Если бы такой преступник осознал собственную вину, разрушились бы его Я-концепция, его идеализированный самообраз. Тем не менее такие люди действительно страдали от того, что были «сексуальными банкротами».
Многие преступления насыщены страданиями их участников, в первую очередь жертв, но иногда страдают и преступники. Как правило, это насильственные преступления, совершенные по мотивам ревности, зависти, самоутверждения, отстаивания своих биологических и социальных статусов, удовлетворения других актуальных потребностей, конфликта интересов в семье, быту, политике, экономической деятельности и т. д. Уголовный закон выделяет убийство, совершенное с особой жестокостью, когда жертве причиняются чрезмерные мучения, причем особая жестокость может выражаться в причинении не только физических, но и психических страданий (например, когда выкапывается могила на глазах у того, кого намереваются убить).
Страдания могут быть причинены тому, кто привлекается к уголовной ответственности, а их причинитель оказывается тем, кого юридически признают потерпевшим. В этом случае преступник обычно вызывает симпатию, а потерпевший — нравственное осуждение, даже презрение. Такие преступления не столь уж редки, например, в тюрьме и армии, когда тот, кого подвергают систематическим мучениям и издевательствам, вдруг обрушивается на своих преследователей.
Здесь я не останавливаюсь на таких преступлениях, как пытки и незаконные репрессии против населения тоталитарных государств. Виновные в таком насилии действуют с особой жестокостью и причиняют чрезвычайные страдания. В застенках и лагерях уничтожения гитлеровского и ленинско-сталинского режимов работали люди, для которых пытки, мучения, издевательства были ведущей потребностью.
Истории известны и другие, так сказать, запредельные преступники, которые, будучи садистами, причиняли чрезвычайные страдания своим многочисленным жертвам, как правило, беззащитным. Это были те, кто в наши дни получил название маньяков, например, маршал Франции Жиль де Рэ, казненный в ХП в., отечественный монстр А. Р. Чикатило.
Страдание может возникнуть как реакция на острую аномию, включая резкий разрыв с привычной и признанной нормативной структурой и установившимися социальными отношениями (например, в семье или на работе), особенно когда попавшие в новые условия люди считают, что это их состояние будет продолжаться неопределенно долго. Выпавшие из привычных отношений переживают чувства своей изоляции и отчуждения, ненужности и выброшенности. Поэтому они стараются убежать из настоящего, проявляя по отношению к нему апатию и в то же время эмоционально возвращаясь в прошлое. Они могут сопротивляться вхождению в новые социальные отношения с другими и избегать их, даже если это чревато дальнейшей дезадаптацией.
Человек может тяжело переживать утрату своего членства в референтной группе, особенно если у него там был более или менее заметный статус. Хуже всего, когда его оттуда выталкивают: это может вызывать шок, особенно у юных и пожилых людей. Но если первые еще вполне способны надеяться на вхождение в другую понравившуюся им группу, то вторым в силу возраста, состояния здоровья и общей ограниченности социальных контактов грозит психотравмирующее одиночество. Болезненным может быть выталкивание из группы мигрантов и недавних жителей, равно как и их непринятие в объединения, которые им представляются престижными. Как отмечал Р. Мертон, особый случай — это образец маргинального человека в относительно закрытой социальной системе, в которой члены одной группы принимают в качестве позитивных ориентиров нормы группы, из которой они принципиально исключены. Внутри такой социальной структуры ожидаемая социализация становится дисфункциональной для человека, ставшего жертвой стремлений, которые он не может претворить в жизнь, и надежд, которые он не может реализовать[18].