— Есть у тебя такая тенденция очень быстро обзаводиться животным зова, а я бы предпочел им не быть.
— Это не значит, что мне подойдет любая гиена, — ответила я.
— Тогда какое-то время я бы предпочел держаться подальше.
Согласна.
Я убедила Мику пройти в кафетерий. Никки отправился с нами, как и остававшийся с Микой телохранитель — Брэм. Он был сто восемьдесят сантиметров ростом, темноволосый, красивый, с чрезмерно бугристыми мышцами, хотя был худее Никки и не настолько накачанным. Во многом Брэм и Арэс были темной и светлой копией друг друга. Впервые я встретилась с Брэмом после того, как стреляла в его любимого соратника и хорошего друга. Я не знала, что ему сказать и должна ли вообще что-то говорить по этому поводу. Когда я сомневалась в личных вещах, то вела себя как обычно: ничего не делала. Если Брэм поднимет эту тему, я с этим справлюсь, но если нет, буду помалкивать, пока не решу, что и как сказать.
Никки шел впереди нас, Брэм завершал нашу вереницу, а посередине, держась за руки, шли мы с Микой. Он знал, что нужно держать меня за левую руку, чтобы правая, которой я держу пистолет, была свободна. По большей части для меня это было обычным делом, особенно, когда я была на работе и вооружена до зубов для охоты на вампиров. Мило, что Мика без напоминания, даже под влиянием такого стресса, об этом помнил. Я любила его по множеству причин, но больше всего за то, что он так спокойно относился к этой части моей жизни. Конечно, его нормальное отношение объяснялось тем, что он вырос с отцом-полицейским.
Мы выбрали столик в углу так, чтобы за нашими спинами оказались две стены, а перед глазами практически все пространство кафетерия. Брэм и Никки заняли места за соседним столиком, как поступали телохранители, пытаясь дать вам уединенность и все же обеспечить безопасность.
Было немного странно, что Никки остался на втором плане, телохранителем, и вел себя так, словно они с Брэмом имеют одинаковое значение для нас с Микой. Никки жил с нами, мотался из «Цирка Проклятых» в округ Джефферсон и обратно. Если я не была с Микой, Натаниэлем или Жан-Клодом, то была с ним. Казалось бы, это должно создать разницу, но мне хотелось побыть с Микой наедине. Нам нужно было серьезно поговорить, вероятно, о многом, но сперва ему требовалась еда и вода, или, может, кофе.
Мы повернули наши стулья так, что оба сидели спиной к стене, а наши ноги слегка соприкасались. Мика продолжал держать меня за руку, а лбом уткнулся мне в плечо. Конечно, это было бы более романтично, если бы не мой бронежилет, но я находилась при исполнении, к тому же, когда в последний раз я была в больнице, жилет мне пригодился.
Я гладила его заплетенные в косу волосы — французскую косу, которую, как я знала, заплел Натаниэль перед тем, как покинул гостиницу. Ни я, ни Мика не умели заплетать чертову французскую косу, и оставляли волосы распущенными. Не так приятно гладить его по заплетенным волосам, но я понимала, что так волосы не будут скрывать его лицо и с ней куда меньше мороки, чем с любой другой прической.
Мика поднял голову и внезапно я заглянула в его потрясающие глаза, которые сейчас были всего лишь в нескольких сантиметрах от моего лица. Они были зелеными и золотистыми, но не это делало их такими примечательными. Зеленый ободок опоясывал зрачки, а желтое — внешние края радужки. Насыщенность цвета зависела от того, ссужен или расширен зрачок, и в тусклом свете зеленый почти казался серым, но прямо сейчас зеленый цвет его глаз напоминал бледность молодой весенней листвы, а желтый — осенние листья, как будто в глазах Мики одновременно было и возрождение и увядание природы. Цвет особенно поражал на фоне его очень смуглой кожи; когда кожу Мики покрывал летний загар, его глаза смотрелись еще более восхитительными. Он был таким же смуглым, как Ричард Зееман, наш Ульфрик, король волков, но в его семье не было коренных американцев. Я спрашивала у Мики, есть ли в его роду коренные американцы или испанцы, как у меня, но он просто ответил «нет». Интересно, что это никогда не приходило ему в голову и не объясняло его смешанного наследия. Либо он сам об этом не думал, либо не считал, что для кого-то из нас это важно.
— Я не знаю как с этим справиться, Анита, — наконец произнес он.
— С чем?
— Спустя столько лет вновь обрести отца и тут же его потерять.
В этом был весь Мика: прямолинейный, говорящий все как есть, и прямо в точку. И тут я осознала, что это совсем не он. Больше трех лет, что мы вместе, он скрывал от меня кое-что важное.
— Что случилось? Я только что увидел на твоем лице тень какой-то мысли.
— Да многое случилось с тех пор, как мы тут приземлились, а ты спрашиваешь, что не так, — ответила я и сделала все возможное, чтобы выдавить из себя улыбку.