Ему требовалась минута, чтобы восстановить свой железный контроль. И я сделала единственное, до чего могла додуматься: распалила их «огонь»:
— Как вы смеете называть своего собственного племянника бездушным зверем, вы, узкомыслящие, жалкие подобия Христиан?
— Как смеешь ты ставить под сомнение мою веру в Христа, ты, дьяволопоклонническая, пороч…
— Хватит, Джейми, — отрезал Эл, попытавшись встать между нами.
— Я христианка, — сказала я, — и мой крест ослепительно сияет. А вы когда в последний раз ставили свою веру против чего-то, что могло разорвать ваше лицо?
Натаниэль почти до боли сжал мою руку. Я не собиралась подходить ближе к дяде Джейми, но религиозные фанатики вроде него выводили меня из себя. Именно те, кто считал себя правым, на деле оказывался вовсе не христианином.
Энергия Мики почти вернулась к норме. Тот факт, что ему потребовалось столько усилий, чтобы успокоиться, говорил о том, как зол и расстроен он был. И не только чокнутые дядя с тетей вывели его из себя. Его отец был в палате, а они задерживали его со всем этим фанатизмом, скрытым под маской религии.
— Она невеста Мики, — сказала Джулиет, — и уже одно это должно заставить тебя разговаривать с ней, как цивилизованный человек.
Тетя Берти протолкнулась между мужем и Джулиет.
— Так ты его невеста, или это Беатрис нашла причудливый способ сказать, что вы вместе сожительствуете?
Ох, отлично, они возненавидят и сексуальную сторону, тоже.
— Вместе сожительствуем? — переспросила я.
— Да, именно это я и сказала, — проговорила Берти, и ее лицо выглядело самодовольным.
— Просто с детства не слышала этой фразы; я не знаю никого, кто все еще так выражается.
Она покраснела, как будто я ее смутила. Интересно, ведь я еще даже не начинала ее смущать.
— Ты его невеста, или живешь в грехе?
— Она может сочетать это, как вариант, — вступилась Джулиет, — как и я была с Беном.
— Только потому, что Бен женился на тебе, хотя и мог получить молоко бесплатно, не доказывает того, что вы не грешили.
— Бесплатное молоко? — переспросила я. — Ребята, вы серьезно?
Джейми посмотрел на меня взглядом полного презрения.
— Когда мужчина может получить все, что он хочет от женщины, он использует ее до тех пор, пока не удовлетворится ею, и потом он бросает ее ради следующей женщины, которая раздвинет для него свои ноги.
Руки Натаниэля сильно сжали мою руку, но именно Мика оказался тем, кто подошел и произнес:
— Мне стыдно, дядя Джейми, что вы из тех, кто трахает женщину, а затем бросает ее.
— Что? — воскликнул Джейми, и посмотрел на Мику. — Я бы никогда…
— Ты только что сказал, что если мужчина может иметь секс до брака, он использует женщину, а потом бросает ее ради следующей женщины.
— Да, вот почему ты женишься на первой же и предъявляешь свои обязательства перед Богом.
— Я люблю Аниту и никогда бы не бросил ее ради другой женщины. Мне не нужен Бог, чтобы определять для себя рамки приличия, и мне было бы крайне стыдно, если бы ты не женился на тете Берте, а в первую очередь трахнул ее, чтобы затем бросить ради другой.
— Я никогда… я не говорил этого!
Тетя Берти закричала:
— Как ты смеешь! Проси прощения у своего дяди! Он самый лучший человек, которого я когда-либо знала, и он никогда бы так не поступил.
— И Анита лучшая женщина, которую я когда-либо знал. Я уверен, что, даже не выходя за меня замуж, она никогда не бросит меня, чтобы просто хорошо потрахаться. Она любит меня не только из-за секса, не так ли, милая? — спросил он.
Не припомню, чтобы он называл меня милой, но я сказала единственное, что могла сказать:
— Да, я люблю тебя куда за большее, нежели просто за сногсшибательный секс.
Он улыбнулся мне, а затем снял солнцезащитные очки, которые снова надел, заходя в больницу. Он позволил тетке и дяде увидеть свои леопардовые глаза. Они попятились, задыхаясь. Потом тетя Берти, заорала:
— Его глаза! Он начинает меняться! О, Боже милостивый, помогите нам!
Полицейские в коридоре знали о его глазах, поэтому не потянулись за оружием, но тетя Берти этого не знала. Она была готова, чтобы Мику убили.
— Его глаза застряли в животном виде, Берти. Он не меняется, — сказал Эл.
Они с Джейми продолжали пятиться назад. Она повернулась к другим офицерам.
— Защищайте нас!
— Заместитель Гуттерман предупредил нас о леопардовых глазах Мики, — ответил старший патрульный. — Вас не нужно защищать от сына Раша, вашего племянника.
При других обстоятельствах он бы почти согласился с их отношением, но, также как и я, сообразил, что она была готова убить собственного племянника, прямо возле палаты его умирающего отца. Теперь, никто из полицейских, ставших свидетелями этой сцены, не будут благосклоннее к ним относится. Есть несколько черт, которых нельзя пересекать, а они только что это сделали.