— Так ощущается сейчас, в самом деле, сладкий Пегас, — прошептала я, протягивая руку вверх, чтобы провести пальцами по его темным волосам. — Возможно, какое-то время будет даже хуже, но эту боль мы должны терпеть, потому что здесь остались другие, кто любит нас до самого солнца и за его пределами, другие, кому мы нужны, чтобы продолжать двигаться вперед к холмам надежды.
— Я не хочу, — упрямо прорычал он. — Я не хочу отпускать. Я хочу повернуть время вспять. Я хочу убить своего отца, я хочу убить его, мать твою!
Он вырвался из моих рук, в одной руке разгорелся огонь, а на другой выросли точеные сосульки. Его дыхание было тяжелым и яростным, плечи напряглись, прежде чем он отбросил магию и упал вдвое, агония снова охватила его.
Я пересела на землю рядом с ним, мое собственное сердце разрывалось на части под ударами косы смерти. Тори молчала, неподвижная, как железо, она стояла на фоне этой смерти, как будто ее тело было заморожено рукой времени.
Я протянула к ней руку в знак предложения, но она, казалось, даже не заметила этого, не в силах упасть здесь с нами, что-то раскололось и кровоточило в ней так глубоко, что слезы были бесполезны. Я знала, что лучше не толкать ее, поэтому просто крепче прижалась к брату, которого считала своим.
На нас троих опустилась тишина, Ксавьер прижал колени к груди и уткнулся в них лицом, а я начала напевать мелодию, которую играли на похоронах моей матери. Колыбельная Шайлин. Песня о прощании и грядущих утрах. Она была грустной и успокаивающей одновременно, парадокс надежды и печали, которые встречались в ритме, как две божьи коровки на падающем листе.
— Возьми меня за руку и найди меня здесь. Я живу в ветре и траве, моя дорогая. Когда я тебе понадоблюсь, позови меня по имени. Ты почувствуешь меня рядом с дождем. И я, я, я, я буду ждать тебя за завесой. Но, пожалуйста, любовь моя, не жди меня. Мое время прошло, мои семена посеяны. Так что живи жизнью радости и любви, а я буду наблюдать за тобой сверху. Величайшее шоу только началось, мое место занято, моя песня спета. Я буду улыбаться с каждой твоей улыбкой, я буду смеяться с тобой, когда наступят великие времена. Так что живи для меня и живи для себя. Увидимся в звездной лагуне… увидимся в звездной лагуне.
Моя рука нашла руку Ксавье где-то во время песни, и когда последние слова сорвались с моего языка, мои слезы высохли на щеках, и мы так и сидели, тишина была облегчением. Больше ничего не нужно было говорить. Куранты часов Горгоны пробили, но эта боль со временем превратится в сокровище. Мы сможем бережно положить ее в шкатулку в наших сундуках, чтобы достать и оплакать, когда понадобится. Но пока что наше горе было огрубевшим камнем с краями, которые заставляли нас кровоточить внутри. Это было мрачно, это была мучительная агония, это был жестокий и неумолимый путь смерти.
Я подняла глаза на Тори, заметив кровь, медленно капающую из какой-то раны на ее руке, пока она наблюдала за нами.
Сломленная.
Моя королева, моя леди, моя дорогая подруга была сломлена всем тем, что она пережила, и когда я смотрела в эту тьму в ее глазах, у меня возникло ужасающее чувство, что на этой земле нет ничего, что могло бы исправить ее снова.
Глава 6
Руины, которые повстанцы превратили во временный лагерь, располагались на восточном склоне одинокой горы не более чем в пятидесяти милях от места битвы, где мы все так много потеряли. Я слышала, что некоторые из них называли ее горой Лиры, а некоторые и вовсе верили, что это место хранит древнюю магию, подаренную созвездием Лиры, делая его убежищем, способным успокоить души измученных людей. Однако моя душа не чувствовала себя успокоенной.
За несколько часов, прошедших с момента моего прибытия, мне рассказали гораздо больше о разрушающихся каменных зданиях и древних фейри, которые приходили сюда поклониться восходу солнца около двух тысяч лет назад, чем я хотела знать. Я должна была предположить, что мое молчание вызвало поток слов у мятежника, который рассказал мне о колонии Гарпий, которые когда-то кружили в здешних небесах, каждое утро приветствуя солнце на давно забытом языке.
Я даже не подняла глаз на фейри, который тратил свое время, рассказывая мне о таких далеких вещах, пока повстанцы создавали вокруг меня похоронную процессию, непрерывной вереницей проходя мимо гробов, с которыми я вернулась, и прощаясь с находящимися в них фейри.