Чувствую, что это будет преследовать меня постоянно. Это, конечно, всего лишь моя мерзкая, пустая галлюцинация. Но, черт побери, какая разница, если она наводит на меня такой ужас, от которого можно так же сойти с ума, как от настоящего привидения? Если в то мгновение, когда она появляется, я вынужден считать ее настоящим духом? Галлюцинация, как мне кажется, является просто другим, менее честным названием того, что наши мудрые предки называли «привидением»; что в лоб, что по лбу. Боже, Боже мой…
4 декабря.
Но есть ли у меня уверенность, что вчера это была галлюцинация, т. е. призрак? А не могло быть так, что это — живая, настоящая Хельга? По крайней мере, та в лесу, вполне возможно. А то, что она меня потом так быстро обогнала, я, конечно, не в состоянии объяснить; но разве я узнал лицо той, которая в полях шла навстречу мне? А похожую одежду может носить любая дама…
А все-таки как она могла здесь очутиться, если она уже три с половиной месяца находится в Кордильерах?.. И, конечно же, там уже сломала шею, ну подумайте сами, такие горы!.. Но полностью не исключено, что — не сломала, могла оттуда улизну… — то есть вернуться. Ведь там теперь, в декабре, несомненно, чрезвычайно холодно…
Все может быть. Та, вчерашняя, могла быть действительностью, та, в тринадцатой комнате — галлюцинацией — это не противоречит одно другому. Собственно говоря, ничего я точно не знаю. Ужасная неопределенность, с ума можно сойти… Я бы мог ее уничтожить — и знаю как — знаю, но никому этого не скажу — это было бы слишком ужасно — нет, нет!..
6 декабря.
Но эта неопределенность еще ужаснее… Я должен, — но не могу — нет — нет — Боже милосердный!
8 декабря.
Я ее опять увидел! Сегодня в городке Р., в двух часах ходьбы от моего замка. На оживленной улице; как раз в полдень. Она шла с одной дамой и двумя мужчинами; один из них когда-то лечил меня от сифилиса; и ту другую даму знаю, из бара. Она громко говорила с ними своим таким знакомым мне демоническим голосом. А они ей бодро отвечали, как любому смертному. На меня и не посмотрела… хотя я был вынужден сесть на минуту на один из мешков с углем, лежащих тут же рядком.
Жива, жива! теперь ясно!.. Как бы с ней могли говорить эти люди, и даже смеяться с ней? Жива — убежала из — Кордильер. Ясный полдень — на главном променаде — с франтами — у нее был лорнет — да ради Бога, разве призраку или галлюцинации нужен лорнет?.. Но как она все-таки могла — вернуться — из Кордильер?..
9 декабря.
Но разве можно быть уверенным, что она настоящая? Ее спутники могли быть, так же как и она сама, всего лишь моей галлюцинацией. А если не были, то могли видеть ее как галлюцинацию так же хорошо, как и я. А ведь, тысяча чертей, вся эта шумная улочка и это яркое, низкое солнце могли быть всего лишь паршивой галлюцинацией. И без того вся вселенная, и я сам больше всего, ею являемся.
Опять издали на меня начинает веять — безумие. У меня к нему талант, как сказал когда-то один знаменитый доктор. Раньше у меня не раз случались эти, прошу прощения, галлюцинации, но невинные; однажды, например, я полчаса наблюдал, как мой пес Наполеон в закрытой комнате играет с сучкой; вдруг вздрагиваю, протираю глаза — а Наполеон лежит и спит, а о сучке ни слуху, ни духу; убежать она не могла, дверь изнутри была заперта. Однако здесь речь идет, к сожалению, не о сучке, а о воплощенном дьяволе — Демоне. Однажды уже это произошло: князь Штерненгох женился на Сатане…
Я должен убедиться! Должен! Завтра поеду в крепость, где находится эта башня с подзорной трубой. Гу-у-ууу!
10 декабря.
Написано в жуткой крепости Раттентемпль. Было настоящим геройством, что я перешел через древний подъемный мост. Но башня — на нее я не решился поглядеть даже издали… Но завтра! завтра во что бы то ни стало я должен во всем убедиться.
11 декабря.
Я не решился. Ну хорошо: была пятница, и солнца не было. Завтра непременно!
Если бы хоть младенца я мог взять с собой…
12 декабря.
Ни за что. Я понял, что не сумею и решил уже завтра покинуть крепость. Впрочем, все это как-нибудь само собой хорошо кончится.
В тот же день поздно вечером.
После обеда я пошел умываться в небольшую замковую ванную. Я был уверен, что, кроме меня, ванны и лампы, там ничего не было. Протираю глаза, в которые попала вода, — вдруг что-то перед ванной мелькает — присматриваюсь — Демона стоит там, самая настоящая, белая, страшная. Я потерял сознание. Когда я вновь пришел в себя, я ее больше не видел, но обратил внимание, что дверь изнутри заперта на задвижку.
Теперь ясно, что она призрак. Не нужно туда ходить. Это меня успокоило. Но, помилуй Боже, как мог этот призрак из ванной щебетать в полдень на променаде с вертопрахом?
Нет-нет, теперь нужнее еще более чем когда бы то ни было, пойти убедиться. У меня простой выбор: башня — или смерть от безумия.
О мой страх от второй из этих возможностей, молю тебя: дай мне отваги преодолеть страх от первой.
13 декабря.
О благословение мужеству! Теперь, когда я это пишу, я спокоен, хотя ветер бушует так грозно, что я трясусь как лист. Но зачем бояться? В обеих комнатах, соседних с моей, я поместил вооруженных слуг; они бы ей показали! Так вот…
Это было ужасно, но я приобрел главное сокровище: уверенность.
Однако я бы едва нашел отвагу, если бы мне не пришла в голову прекрасная мысль: взять с собой двух огромных, верных сенбернаров.
В два часа пополудни, преодолев соблазн отложить дело на завтра, я вошел с ними в крепостную башню. Тщательно осматривая каждый угол, я поднялся на самый верх, а потом опять спустился. И в первый, и во второй раз, когда я проходил мимо знакомого места, я чуть было не упал, хотя и пылал отвагой.
Лестница башни разделена двумя железными дверями на три отделения. Нижняя дверь расположена на высоте третьего этажа крепости, к которой прилегает башня. Верхняя находится на той же высоте, что и конек крепостной крыши. Спускаясь, я запер сначала верхнюю дверь, а потом и нижнюю, так что среднее отделение находилось в полной безопасности на случай визита непрошеных гостей. Тем не менее, из соображений мудрой предосторожности, прежде чем запереть нижнюю дверь я еще раз тщательнейшим образом ее осмотрел, заглядывая за каждую паутину, не скрывается ли там все-таки какой-либо коварный шпион.
Я вернулся в замок, хорошенько заперев дверь в башню, и медленно поднялся на третий этаж. Страх возрастал. В одной из комнат я встал на колени и долго молился. Потом, горя неустрашимостью, я даже дошел до страшной темно-синей комнаты, соседней с башней. Там меня опять покинула отвага. И даже молитвы не помогли мне ее вернуть. Но я мужественно превозмог себя, и кроме того, страх перед безумием наконец все-таки заставил меня действовать. Заперев дверь в синюю комнату, я отодвинул один шкаф, нажал на глаза рыцаря, нарисованного за ним на стене, — потайная дверца открылась… Я закричал собакам: «Держи его, Слон! Хватай его, Лев!» и побежал за ними по коридорчику, крича «Heil, heil», и пел при этом: «Es braust ein Ruf!»[6]. Потом опять остановился в башне — во втором, герметически закрытом отделении, предварительно открыв в него вторую потайную дверцу.
Еще раз я тщательно осмотрел лестницу и отогнал голубей, сидевших на карнизе, — только сумасшедший мог им поверить.
Я остановился на маленькой площадке пятью ступеньками выше. Помолившись еще раз, дотронулся до стены. Тут вижу — один голубь опять слетел на карниз. Я пошел его отогнать. Снова дотрагиваюсь до стены — и вижу невдалеке кучку мусора. Я отбросил его ботинком в угол, — вдруг у меня потемнело в глазах, и я сел. По меньшей мере четверть часа я сидел на площадке, — о Боже! не ввергай меня в геенну! ведь я в ней уже побывал — и вечно! ибо каждая секунда была бесконечностью.
Но собаки лаяли так весело, так весело светило низкое, но яркое солнце, что я взял себя в руки. Кажется, Слон нетерпеливо оттащил меня за полу к стене. А я, сам не зная как это получилось, нажал на четыре бугорка, — и новая потайная дверь распахнулась.