– Смогу, – твердо сказал Попов. – Черт с ней, что она хвостом раз-другой вильнула. Только пусть это больше не повторяется. Я сам виноватый: шумлю много, не шибко ласковый… Если б был маленько поласковей, она, может, не додумалась бы до этого.
– Так живи!
– Живи… Они же посадить хотят. И посадют, у их свидетелей полно, медицинские экспертизы обои прошли… Года три впаяют.
– Что же ты хочешь-то, я не пойму?
– Чтоб они закрыли дело.
– А характеристика-то зачем?
– А чтоб навстречу тоже бумаги двинуть. Может, посмотрют, какие они сами-то хорошие, и закроют дело. Они же сами кругом виноватые! Ты гляди-ка, посадить человека, а самой тут… Ну, не зараза она после этого!
– Здорово избил-то?
– Да где здорово! Шуму больше, крику…
– А без битья уж не мог?
Попов виновато опустил голову, погладил широкой коричневой ладонью свое колено.
– Не сдюжил…
– Опять не сдюжил! Ах ты, какие мы несдюжливые! – Ваганов встал из-за стола, прошелся по кабинету. Зло брало на мужика, и жалко его было. Причем тот нисколько не бил на жалость, это Ваганов даже при своем небольшом еще опыте научился различать: когда нарочно стараются разжалобить, и делают это иногда довольно искусно. – Ведь если б ты сдюжил и спокойно подал на развод, то еще посмотрели бы, как вас рассудить: возможно, что и… Впрочем, что же теперь об этом?
– Да, чего уж, – согласился Попов.
Некоторое время они молчали.
"Ну что вот делать? – думал Ваганов. – Посадят ведь дурака. Как ни веди дело, а… Эхма!"
– Как вы поженились-то?
– Как?.. Обыкновенно. Я с войны пришел, она тут продавцом в сельпе работала… Ну сошлись. Я ее и раньше знал.
– Вы здешний?
– Здешний. Только у меня родных тут никого не осталось: мать с отцом ишо до войны померли – угорели, старших братьев обоих на войне убило, две тетки были, тоже померли. Племянники, какие были, в городах где-то, я даже не знаю где.
– А жена где сейчас?
Попов вопросительно посмотрел на следователя.
– Где работает, что ли? Там же, в сельпе.
– На работе сейчас?
– На работе.
– Тебя кто научил с характеристикой-то?
– Никто, сам. Нет, говорили мужики, надо, мол, навстречу бумаги какие-нибудь двинуть… Я подумал… чего двинуть? Написал вот…
– Хорошо, оставь ее мне. Иди. Я попробую с женой поговорить.
Попов поднялся… Хотел что-то еще сказать или спросить, но только посмотрел на Ваганова, кивнул послушно головой и осторожно вышел.
Ваганов, оставшись один, долго стоял, смотрел на дверь. Потом сел, посмотрел на белые листы бумаги, которые он заготовил для письма. Спросил:
– Ну что, Майя? Что будем делать? – Подождал, что под сердцем шевельнется нежность и окатит горячим, но горячим почему-то не окатило. – Фу ты, черт? – с досадой сказал Ваганов. И дальше додумал: – "Вечером напишу".
Уборщица прокуратуры сходила за Поповой в сельпо – это было рядом.
Ваганов просмотрел пока "бумаги", обвиняющие Попова. Да, люди вели дело к тому, чтоб мужика непременно посадить. И как бойко, как грамотно все расписано! Нашелся и писарь. Ваганов пододвинул к себе "характеристику" Попова, еще раз прочитал. Смешной и грустный человеческий документ… Это, собственно, не характеристика, а правдивое изложение случившегося. "Пришел я, бритый, она лежит, как удав на перине. Ну, говорю, рассказывай, как ты тут без меня опять скурвилась? Она видит, дело плохо, давай базланить. Я ее жогнул разок: ты можешь потише, мол? Она вырвалась и – не куда-нибудь побежала, не к родным – к Мишке опять же дунула. Тут у меня вовсе сердце зашлось, я не сдюжил…"
Попова, миловидная еще женщина лет сорока, не робкая, с замашками продавцовской фамильярности, сразу показала, что она закон знает: закон охраняет ее.
– Вы представляете, товарищ Ваганов, житья нет: как выпьет, так начинает хулиганить. К какому-то Мишке меня приревновал!.. Дурак необтесанный.
– Да, да… – Ваганов подхватил фамильярный той бойкой женщины и поманил ее дальше. – Безобразник. Что, он не знает, что сейчас за это строго! Забыл.
– Он все на свете забыл! Ничего – спомнит. Дадут года три – спомнит, будет время.
– Дети вот только… без отца-то – ничего?
– А что? Они уж теперь большие. Да потом такого отца иметь – лучше не иметь.
– Он всегда был такой?
– Какой?
– Ну, хулиганил, дрался?..
– Нет, раньше выпивал, но потише был. Это тут – к Михаиле-то приревновал… С прошлого года начал. Да еще грозит! Грозит, Георгий Константиныч: прирежу, говорит, обоих.
– Так, так. А кто такой этот Михайло-то?
– Да сосед наш, господи! В прошлом годе приехали… Шофером в сельпо работат.
– Он что, одинокий?
– Да они так: переехать-то сюда переехали, а там дом тоже не продали. Жене его тут не глянется, а Михайле глянется. Он рыбак заядлый, а тут у нас рыбачить-то хорошо. Вот они на два дома и живут. И там огород посажен, и здесь… Вот она и успевает-ездит, жена-то его: там огород содярживат и здесь, жадничат в основном.
– Так, так… – Ваганов вовсе убедился, что прав Попов: изменяет ему жена. Да еще и нагло, с потерей совести. – Вот он тут пишет, что дескать, вы ему прямо сказали: "Тебя посажу, а сама тут с Мишкой пожи ву". – В "характеристике" не было этого, но Ваганов вспомнил слова Попова и сделал вид, что прочитал. – Было такое?
– Это он так написал?! – громко возмутилась Попова. – Нахалюга! Надо же!.. Женщина даже посмеялась. – Ну надо же!
– Врет?
– Врет!
"Да, уверенная бабочка, – со злостью уже думал Ваганов. – Ну нет, так просто я вам мужика не отдам".
– Значит, сажать?
– Надо сажать, Георгий Константиныч, ничего не сделаешь. Пусть посидит.
– А не жалко? – невольно вырвалось у Ваганова.
Попова насторожилась… Вопросительно посмотрела на молодого следователя, улыбнулась заискивающе.
– В каком смысле? – спросила она.
– Да я так, – уклонился Ваганов. – Идите. – Он пристально посмотрел на женщину.
Женщина сказала "ага", поднялась, прошла к двери, обернулась озабоченная… Ваганов все смотрел на нее.
– Я забыл спросить: почему у вас так поздно дети появились?
Женщина вовсе растерялась. Не от вопроса этого, а от того, как на ее глазах изменился следователь: тон его, взгляд его… От растерянности она пошла опять к столу и села на стул, где только что сидела.
– А не беременела, – сказала она. -Что-то не беременела, и все. А потом забеременела. А что?
– Ничего, идите, – еще раз сказал Ваганов. И положил руку на "бумаги". – Во всем… – он подчеркнул это "во всем", – во всем тщательно разберемся. Суд, возможно, будет показательный, строгий: кто виноват, тот и ответит. До свидания.
Женщина направилась к выходу… Уходила она не так уверенно, как вошла.
– Да, – вспомнил еще следователь, – а кто такой… – он сделал вид, что поискал в "бумаге" Попова забытое имя свидетеля, хоть там этого имени тоже не было, – кто такой Николай Королев?
– Господи! – воскликнула женщина у двери. – Королев-то? Да собутыльник первый моего-то, кто ему поверит-то! – Женщина была сбита с толку. Она даже в голосе поддала.