— Да как ты смеешь говорить со мной подобным образом! — закричала она, больше от удивления, чем от чего-то иного. — Врываешься сюда в черт знает какое…
— Иди в постель, — мягко сказал я.
— Томек!
— Просто иди, Эльжбета. Тиму и мне надо кое-что обсудить.
Она уставилась на нас, и я должен признать, это был гораздо более пугающий взгляд, чем тот, на который был способен Фруки.
— Мне что, и уши пальцами заткнуть? — иронически спросила она. — Просто на случай, если я подслушаю какие-то ваши секреты?
— Не попала, — сказал Фруки, так и не посмотрев на нее.
— И меня зовут не Лиз! — завопила она. До этой ночи я мог бы сказать, что невозможно делать резкие движения в рубашке до лодыжек, однако Эльжбете это прекрасно удалось, когда она бросилась обратно в спальню. И она хлопнула дверью достаточно сильно, чтобы сбить со стены одну из уродливых картин своей кузины Ивоны.
Фруки и я остались стоять в центре гостиной, уставясь друг на друга. Я сказал:
— У тебя две минуты, а потом я звоню в полицию.
— Думаешь, я боюсь полиции?
— Через пару минут узнаем.
— Окей, — сказал он, — о чем вы говорили?
— Извини? — сказал я.
— Ты и твой маленький приятель, — рявкнул он. — Не надо, я знаю, что один из них звонил тебе; который? Хитрый Кот? Сверхмеховые Животные?
— Тим, я в шоке, — сказал я. — Ты хочешь сказать, что следил за моими телефонными звонками?
— Не играй со мной в дурачки, Томаш. О чем вы говорили?
— Если ты подслушивал мой телефон, — сказал я, начиная злиться, — почему ты сам не можешь сказать?
Фруки уставился на меня. Он повернулся какой-то новой стороной своего характера, и при любых других обстоятельствах я нашел бы это очаровательным.
Он сказал:
— Мы сделаем это здесь или сделаем это где-то в другом месте, мне все равно.
Я встал.
— Достаточно, — сказал я. — Сейчас середина ночи, а я устал. Выматывайся из моей квартиры.
— О, нет, — сказал он, качая головой. — Нет, нет. У тебя нет представления, во что ты вляпался, Томаш. Я могу арестовать тебя немедленно, я тебя увезу и заставлю все рассказать.
— Не сможешь.
— Выгляни-ка наружу.
— Это становится ребячеством, Тим, — сказал я.
— Выгляни наружу, Томаш.
Я подошел и снова открыл дверь. В коридоре стояли два морпеха в полном боевом снаряжении. Напротив в своих дверях стоял наш сосед пан Рыбинский. Он был в пижаме и в потертом синем купальном халате, на ногах шлепанцы «Винни-Пух». Пан Рыбинский и я посмотрели друг на друга и безмолвно признали по сути своей глубоко комическую природу нашей Вселенной. Я шагнул назад в квартиру, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
— Ты совсем не из НАСА, — сказал я Фруки. — НАСА не прослушивает чужие телефоны. Ты из ЦРУ.
— Нет, — сказал он. Потом подумал. — Да. — Потом снова подумал. — Нет. — Он гневно махнул рукой в воздухе. — Ладно, это серая зона. Иногда я из ЦРУ, иногда из других структур. — Он увидел выражение моего лица. — Это лучший способ описать истину, окей?
— Твои жучки не сработали, верно? — спросил я. — Ты знаешь, что один лацертанин звонил мне, но не имеешь понятия, что он сказал.
Фруки посмотрел на меня секундой дольше, потом отвернулся и подошел к окну.
— Маленькие ублюдки, — пробормотал он.
Я улыбнулся.
— Силовые поля, что предотвращают взрывы гранат, — сказал я. — Что-то, отключающее телефонные жучки. Они полны сюрпризов, не так ли?
Он повернулся и снова посмотрел на меня:
— Так что он сказал?
Я вздохнул.
— Хитрый Кот позвонил, чтобы поблагодарить за спасение своей жизни.
— Но ты не спасал, — напомнил Фруки. — Граната никогда бы не взорвалась. Хитрый Кот знал все это.
— Но я не знал, — сказал я, снова начиная гневаться. — Хитрый Кот сказал, что благодарит за мои действия, которые я предпринял, не зная, что граната не взорвется.
Он фыркнул.
— Ты висел на телефоне три с половиной часа, Том. Вы ведь не обсуждали шансы «Вистулы» против «Манчестер Юнайтед» в кубке УЕФА.
— Верно, — сказал я. — Это, наверное, длилось бы дольше. — Я потер свое лицо. — Сколько у тебя времени?
— Все время мира, Том, — сказал он, доставая из кармана маленький цифровой рекордер и переходя к дивану. — Все время мира. Только ничего не оставляй за кадром.
У лацертан нет родного мира, по крайней мере такого, который они помнят. Вся их цивилизация, если ее можно назвать цивилизацией, состоит из сотен тысяч торговых кораблей, путешествующих между звезд в поисках экзотических товаров, чтобы торговать друг с другом.