Сотрудники резиденции освободили для него проход в саду позади здания, встали по обеим сторонам и аплодировали, пока он шел к своему автомобилю. Он был тронут. «Спасибо вам большое, – повторял он, – спасибо вам большое»[1188].
Когда король и королева вышли на специальный монарший балкон Букингемского дворца, гигантская толпа, собравшаяся на Мэлле, испустила единый вопль восторга – и продолжала рукоплескать, вопить и размахивать флагами, пока чета не удалилась внутрь. Но толпа не расходилась. Она принялась скандировать: «Мы хотим короля, мы хотим короля». Наконец король и королева вышли снова, а потом расступились, чтобы дать место еще одному человеку, – и на балкон шагнул Уинстон Черчилль, улыбаясь до ушей. Толпа разразилась оглушительным ревом.
В эту ночь, хотя предписания о светомаскировке формально продолжали действовать, по всему Лондону вспыхивали костры, отбрасывая в небеса знакомые оранжевые блики, – только теперь эти огни означали праздник и торжество. Лучи зенитных прожекторов играли на колонне Нельсона, возвышающейся на Трафальгарской площади[1189]. Быть может, самым трогательным стал момент, когда операторы прожекторов направили их лучи в воздушное пространство над самым крестом, венчающим купол собора Святого Павла, и задержали их там, образуя сияющее световое перекрестие.
По удивительной иронии судьбы всего два месяца спустя британский народ проголосовал за то, чтобы Консервативная партия лишилась власти, поэтому Черчиллю пришлось уйти в отставку. Он казался идеальной фигурой для войны, но не для послевоенного восстановления Британии. Черчилля сменил Клемент Эттли, лидер Лейбористской партии, получившей по итогам выборов 393 места в парламенте (консерваторы сохранили за собой всего 213).
Окончательные результаты выборов были объявлены 26 июля, в четверг. Несколько дней спустя Черчилли вместе с некоторыми друзьями собрались на свой последний уик-энд в Чекерсе. Как всегда, дом был полон. Явились Колвилл, посол Уайнант, Брендан Бракен, Рандольф, Мэри, Сара, Диана с мужем Дунканом Сэндсом; Профессор прибыл на ланч. Приходской священник церкви Эллсборо, где Черчилль почти не бывал, заглянул попрощаться.
Субботним вечером, после ужина и просмотра кинохроники и документального фильма о победе союзников в Европе (под названием «Истинная слава»), семейство спустилось вниз. Казалось, Черчилль вдруг как-то пал духом. Он признался Мэри: «Тут-то мне и не хватает новостей – работы нет – заняться нечем»[1190].
В своем дневнике она изливала печаль: «Мучительно было смотреть, как этот великан среди людей – оснащенный всеми умственными и душевными способностями, натянутыми до предела, точно пружина, – уныло бродил по комнате, не в состоянии как-то применить свою колоссальную энергию и безграничные таланты, – тая в своем сердце скорбь и разочарование, о которых я могу лишь догадываться».
Как она писала, «то был худший момент за все это время». Родные ставили пластинки, чтобы подбодрить его: сначала Гилберта и Салливана (но те впервые не оказали на него почти никакого действия), потом – американские и французские военные марши (это немного помогло). Затем раздалась «Беги, кролик, беги» и (по заказу Черчилля) песня из «Волшебника страны Оз». Похоже, эти две композиции все-таки подействовали на него благотворно. «Наконец, в 2 часа, он достаточно утешился, чтобы ощутить сонливость и захотеть лечь в постель, – писала Мэри. – Мы все вместе проводили его наверх».
Она добавила: «О милый папа – я очень, очень тебя люблю, и сердце у меня разрывается при мысли, что я могу сделать для тебя так мало. Я легла спать, чувствуя себя очень усталой, какой-то омертвелой внутри».
На другой день, после ланча, Мэри и Джон Колвилл совершили последнюю прогулку вверх по холму Бикон-Хилл. Погода стояла чудесная, сияло солнце. Все собрались на лужайке; Клементина играла в крокет с Дунканом, уже почти оправившимся после автокатастрофы. Все они подписались в гостевой книге Чекерса – «книге почетных посетителей, – поясняла Мэри, – по которой можно проследить за всякими замыслами и стратагемами войны, просто изучая имена в ней». В благодарственной записи, обращенной к чете Ли, владельцам поместья, Клементина отмечала: «Наш последний уик-энд в Чекерсе оказался печальным. Но, пока все мы оставляли свои имена в Гостевой книге, я думала о том, какую замечательную роль сыграл этот старинный дом в войне. Каких именитых гостей он принимал, свидетелем каких важнейших встреч он становился, какие судьбоносные решения принимались под его крышей»[1191].