Молодой рабочий. Все твои подачки давно окупились с лихвой.
Студент. Ничего ты больше не получишь.
Группенфюрер (подходит и наблюдает за ними). Ну, господин ученый, видишь теперь, что значит работать?
Студент. Так точно, господин группенфюрер.
Молодой рабочий копает на пол-лопаты, студент делает вид, будто
трудится изо всех сил.
Группенфюрер. Этим ты обязан фюреру.
Студент. Так точно, господин группенфюрер.
Группенфюрер. Да-да, плечом к плечу и без всякого там сословного чванства. Фюрер желает, чтобы в его трудовых лагерях все были равны. На папашу у нас не сошлешься. Ну-ну, пошевеливайся. (Уходит.)
Студент. По-твоему, ты копал на пол-лопаты?
Молодой рабочий. Конечно, на пол-лопаты.
Студент. Сигарет сегодня не жди. И вообще советую тебе подумать, что таких, как ты, охотников до сигарет много найдется.
Молодой рабочий (раздельно). Да, таких, как я, много. Об этом мы иногда забываем.
13
РАДИОЧАС ДЛЯ РАБОЧИХ
Вот Геббельса сброд зловонный!
Рабочим суют микрофоны
Для лживой болтовни,
И тут же бесправным страдальцам
Грозят указательным пальцем,
Чтоб не стонали они.
Лейпциг, 1934 год. Контора старшего мастера на фабрике. Диктор, стоя возле микрофона, разговаривает с рабочим средних лет, стариком рабочим и работницей. В глубине сцены - служащий конторы и широкоплечий молодчик в
форме штурмовика.
Диктор. И вот мы стоим среди маховых колес и приводных ремней, окруженные усердно и бодро работающими соотечественниками, вносящими и свою лепту, чтобы дать нашему дорогому фатерланду все, в чем он нуждается. Сегодня мы находимся на ткацкой фабрике акционерного общества Фукс. И хотя работа эта тяжелая и напряжен каждый мускул, все же мы видим вокруг только радостные и довольные лица. Но дадим слово нашим соотечественникам. (Старику рабочему.) Вы ведь уже двадцать один год на производстве, господин...
Старик рабочий. Зедельмайер.
Диктор. Господин Зедельмайер. Так вот скажите, господин Зедельмайер, отчего мы видим здесь только радостные и беззаботные лица?
Старик рабочий (после некоторого раздумья). Да ведь они только и знают что зубоскалить.
Диктор, Так. И работать легче под веселые шутки. Верно? Национал-социализму чужд человеконенавистнический пессимизм, хотите вы сказать? Раньше было иначе, верно?
Старик рабочий. Да-да.
Диктор. В прежние времена рабочим было не до смеху, хотите вы сказать. Тогда говорили: ради чего мы работаем?
Старик рабочий. Да-да, кое-кто так говорит.
Диктор. Что? Ах да, вы имеете в виду всяких нытиков, которые всегда найдутся, хотя их становится все меньше, так как они вынуждены признать, что их нытье бессильно, все идет вверх в Третьей империи с тех пор, как страной опять правит твердая рука. Ведь и вы (обращаясь к работнице) так думаете, фрейлейн...
Работница. Шмидт.
Диктор. Фрейлейн Шмидт. На каком из наших стальных гигантов вы работаете?
Работница (отвечает, словно вызубренный урок). И потом работа по украшению рабочего помещения, которая доставляет нам большую радость. На добровольные пожертвования мы приобрели портрет фюрера, и мы этим очень гордимся. А также геранью в горшках, которая своими волшебными красками оживляет серые тона рабочего помещения, - предложение фрейлейн Кинце.
Диктор. Итак, вы украшаете цеха цветами, этими чарующими детьми полей? И многое другое, наверно, изменилось у вас на производстве с тех пор, как изменились судьбы Германии?
Служащий конторы (подсказывает). Умывальные.
Работница. Умывальные - эта мысль принадлежит лично господину директору Бойшле, за что мы ему искренне благодарны. Желающие могут мыться в прекрасных умывальных, когда не очень много народу и нет давки.
Диктор. Да, каждый жаждет быть первым. Верно? И там всегда веселая толкотня?
Работница. На пятьсот пятьдесят два человека только шесть кранов, поэтому всегда скандал. Есть такие бессовестные...
Диктор. Но все это происходит в самой дружелюбной атмосфере. А теперь нам хочет еще сказать кое-что господин... забыл его фамилию.
Рабочий. Ман.
Диктор. Значит, Ман, господин Ман. Скажите, господин Ман, что же, все эти нововведения на фабрике оказали влияние на дух ваших коллег-рабочих?
Рабочий. То есть как?
Диктор. Ну, вы рады, что опять все колеса вертятся и для всех рук есть работа?
Рабочий. Конечно.
Диктор. И что каждый в конце недели опять уносит домой конверт с заработной платой. Об этом тоже забывать не следует.
Рабочий. Нет.
Диктор. Ведь так было не всегда? В прежние времена не одному соотечественнику пришлось изведать все прелести благотворительности. И жить на подачки.
Рабочий. Восемнадцать марок пятьдесят. Никаких вычетов.
Диктор (смеется деланным смехом). Ха-ха-ха! Замечательно сострил! Из такой суммы много не вычтешь!
Рабочий. Нет, теперь есть из чего.
Служащий конторы нервничает, он выступает вперед, так же как и
широкоплечий молодчик в форме штурмовика.
Диктор. Да, в Третьей империи все теперь опять получили работу и хлеб. Вы совершенно правы, господин, - опять забыл вашу фамилию! Нет колеса, которое - снова не вертелось бы, нет руки, которая оставалась бы праздной в Германии Адольфа Гитлера. (Грубо отталкивает рабочего от микрофона.) В радостном сотрудничестве приступили наши соотечественники - и те, кто работает головой, и те, кто работает руками, - к воссозданию нашего дорогого фатерланда. Хайль Гитлер!
14
ЯЩИК
С гробами из цинка, рядами
Идут они к смрадной яме...
А в цинке - останки того,
Кто подлой своре не сдался,
Кто в классовой битве сражался
За наше торжество.
Эссен, 1934 год. Квартира рабочего. Женщина и двое детей, Молодой рабочий с женой пришли их навестить. Женщина плачет. С лестницы доносятся шаги. Дверь
открыта.
Женщина. Ведь он сказал только, что заработки теперь нищенские. А разве неправда? У девочки нашей неладно с легкими, а нам не на что молоко покупать. За это ведь ничего не могли с ним сделать.
Штурмовики вносят большой ящик и ставят на пол.
Один из штурмовиков. Только без сцен. Воспаление легких схватить может всякий. Вот документы. Все в порядке. Только помните - никаких штук.
Штурмовики уходят.
Ребенок. Мама, папа там в середке?
Рабочий (подошел к ящику). Цинковый.
Ребенок. А можно его открыть?
Рабочий (в бешенстве). Да, можно! Где у тебя инструменты? (Ищет инструменты.)
Жена (пытается его удержать). Не открывай, Ганс! Они заберут и тебя.
Рабочий. Я хочу видеть, что они с ним сделали. Этого-то они и боятся. Иначе бы они не запихнули его в цинковый ящик. Пусти меня!