Я пожал плечами и отстегнул ему банкноту. Кричащий, безвкусный, покрытый плотным орлоном холл «Пустынного трактира» сразу давал понять, что это не то место, где вы можете на фу-фу подмазать служителя автостоянки. Торг здесь был неуместен. Это вотчина Боба Хоупа. Фрэнка Синатры. Спиро Эгню. Вестибюль потрясал никчемное воображение шикарной обивкой кресел и пластиковыми пальмами – перворазрядная обитель крупных транжир.
Преисполненные чувством собственного достоинства, мы поперлись в большой зал, но на входе отказались нас туда пускать. Мы слишком припоздали, как сказал мужик в темно-красном смокинге: в зале аншлаг – мест не осталось, ни за какие деньги.
– Да в жопу места, – заявил мой адвокат. – Мы старые друзья Дебби. Специально прикатили на это шоу прямо из Лос-Анджелеса, и мы, черт подери, прорвемся.
Человек-смокинг начал лепетать что-то про правила «пожарной безопасности», но адвокат отказался слушать. В конце концов, после непристойного шума, человек пустил нас просто так, с тем только условием, что мы будем тихо стоять сзади и не курить.
Мы пообещали, но, попав внутрь, немедленно распоясались. Напряжение было слишком велико. Дебби Рейнольдс хиляла по сцене в серебряном афропарике… под мелодию «Сержанта Пеппера», выдуваемую золотой трубой Гарри Джеймса.
– Господи, какое холуйское говно! – воскликнул мой адвокат. – Мы застыли во времени!
Тяжелые лапы сдавили наши плечи. Я вовремя успел сунуть гашишную трубочку назад в карман. Вышибалы проволокли нас по холлу и крепко держали напротив входной двери, пока подгоняли нашу тачку.
– Все, проваливайте, – сказал темно-красный смокинг. – Мы даем вам шанс убраться отсюда подобру-поздорову. Если у Дебби есть такие друзья, как вы, ребята, она еще в большей беде, чем я думал.
– Еще посмотрим, кто кого! – крикнул мой адвокат, когда мы отъезжали. – Ты, шизанутое хуйло!
Я подъехал к казино «Цирк-Цирк» и припарковался у служебного входа.
– Вот это то самое место, что нужно, – сказал я. – Они никогда нам здесь не вставят.
– Где эфир? – спросил мой адвокат. – Этот мескалин не цепляет.
Запалив кропалик в трубке, я дал ему ключ от багажника. Он вернулся с бутылкой эфира, откупорил ее, вылил немного на платок и, глубоко вдыхая, залепил им свою физиономию. Я промокнул другой платок и осквернил им свой нос. Запах подавлял, сметал все на своем пути, невзирая на отъехавшую башню. И вскоре мы, пошатываясь, неуверенно ковыляли вперед по ступенькам, по направлению к входу, глупо смеясь и поддерживая друг друга, как пьяные.
Это главное преимущество эфира: от него ты начинаешь вести себя, как деревенский пьяница в старом ирландском романе… полное расстройство вестибулярного аппарата, расплывшаяся картинка перед глазами, никакого равновесия, онемевший язык – разрыв дипломатических отношений между телом и мозгом. Что интересно: так как мозг продолжает функционировать более или менее нормально, ты в натуре можешь видеть со стороны свое тело, оказавшееся в кошмарном положении, но контролировать ты его не в состоянии.
Добираешься до турникета, ведущего к «Цирк-Цирку», и понимаешь, что, когда туда доползешь, тебе надо сунуть мужику два доллара, иначе он не пустит внутрь… но, когда доползаешь, все происходит не так, как у людей: ты недооцениваешь расстояние до турникета и с грохотом падаешь навзничь, неуклюже пытаешься приподняться, хватаясь за пожилую даму, чтобы не свалиться окончательно: какие-то злобные завсегдатаи клуба «Ротари» пихают тебя в спину, и ты думаешь: «Что здесь происходит? Что случилось?» Затем слышишь в ответ свое бормотание: «Собака выебла папу римского, а я не виноват. Осторожно!.. Какие деньги? Меня зовут Бринке; я родился… родился? Не без урода… Овцу по боку… женщин и детей в бронемашину… приказывает капитан Зип».
Ох, дьявольский эфир – совершенный наркотик тела. Разум, не способный общаться с позвоночником, в ужасе содрогается. Руки безумно шарят в воздухе… Вытащить деньги из кармана невозможно… искаженный смех и шипение изо рта… застывшая на лице улыбка.
Эфир – отличный наркотик для Лас-Вегаса. В этом городе любят пьяных. Легкая добыча. Свежатинка. Так что они протащили нас через турникет и бросили внутри как мусор.
«Цирк-Цирк» – это именно то, чем бы занимался богемный мир в субботу вечером, если бы наци выиграли войну. Это шестой рейх. На первом этаже, как и в других казино, полно игральных столов… но в этом месте было еще четыре яруса, в стиле цирковой палатки… обычаи и нравы странного сумасшествия сельских ярмарок – польских карнавалов обретали новую жизнь в этом пространстве. Прямо над игральными столами растянута пружинистая сетка, на которой 40 «Летающих братьев Каразито», вместе с четырьмя росомахами в намордниках и шестью сестрами-нимфетками из Сан-Диего, исполняют лихо закрученную трапецию. Внизу, на главном этаже, ты режешься в блэк джэк, ставки растут, случайно смотришь вверх, а там, в считанных сантиметрах над твоей головой, полуголую четырнадцатилетнюю девочку преследует на бреющем полете рычащая росомаха, с которой в свою очередь сходятся в смертельной воздушной схватке две серебристые полячки, спрыгнувшие с противоположных балконов… Они встречались в воздухе над шеей росомахи… Падая прямо на игральные столы, полячки подхватывали животное, но тут пружинила сетка и они снова взлетали вверх под купол, разделялись в воздухе в трех противоположных направлениях и снова было падали вниз, как их подхватывали трое корейских котят и затаскивали обратно, каждый на свой балкон.