— Что-то вроде перестрелки в школе, — уточнила Рейчел.
— О чем было эссе? — спросила Вэл.
— В общем, это была действительно жуткая работа о том, каковы шансы выжить у той или иной группы школьников, если они попадут в подобную ситуацию, — объяснила Лиза, перехватывая разговор, — ботаники, болельщицы, участники театрального кружка, спортсмены…
— Значит, это не список жертв, — сказала Вэл. — Я имею в виду, это жутко, но это не похоже на то, что он действительно всерьез рассматривал такое…
— «Болельщицы, вероятно, погибнут первыми, — произнесла Лиза, — потому что, несмотря на свой природный атлетизм, они никогда не знали, каково это — по-настоящему бегать». Это прямая цитата. Его эссе висит на стене моего класса. Я прочитала часть — и вынуждена была остановиться.
—Я тоже кое-что читала, — кивнула Линдси. — Он написал, что наиболее вероятно, что выживет какой-нибудь из застенчивых, тихих ребят, которых никто не подозревает, потому что его или ее «очевидная слабость» заставит их недооценивать, тем самым увеличивая его или ее шанс использовать одно из своих естественных преимуществ.
— Что, черт возьми, пробудило в тебе интерес к этому психопату? — поинтересовалась Лиза. — Потому что я думала, что мы уже все обсудили. Он тебе что-то сказал?
— …восхитительна, — вполголоса произнесла Рейчел. Линдси ударила ее по руке.
Вэл пожалела, что у нее нет с собой чего-нибудь холодного. Она покраснела, как помидор.
— О боже, Вэл, — простонала Лиза. — Он прожует тебя и выплюнет.
— Может, и не выплюнет, — усмехнулась Рейчел. — Нет, если ему понравится ее вкус.
Линдси ударила ее еще раз, сильнее.
— Ой! Только не рукой для лакросса. Это чертовски больно!
Лиза сердито посмотрела на них.
— Вэл, веришь ты мне или нет, он причинит тебе боль. Я не хочу смотреть, как это происходит.
— Эй, может быть, он действительно неплохой парень, — сжалилась Рейчел, увидев расстроенное выражение лица Вэл. — Я имею в виду, что Стивен Кинг, несомненно, душка и посмотрите на все это запутанное дерьмо, которое он пишет.
«Но Гэвин не такой уж хороший», — в отчаянии подумала Вэл. Он сам так сказал.
Она чувствовала себя так, словно заявила вслух перед всеми — я та девушка, которой нравится парень, написавший «Список жертв» — тоже самое что оказаться в ловушке в комнате без дверей.
***
Когда миссис Кимбл спросила:
— Как дела в школе, Вэл? — она немного встревожилась, когда ее обычно болтливая дочь ответила ворчанием. — У тебя был плохой день?
— Бее, — произнесла Вэл.
— Бее?
— Старшая школа — это отстой. — Вэл сморщила лицо. — Все такие… такие поверхностные.
— О, Вэл. Ты говоришь так, будто узнала что-то новое. Средняя школа не сильно изменилась с тех пор, как я была девочкой, и думаю, что она осталась почти такой же с тех пор, как вообще появились государственные школы.
— Все равно отстой.
— Многие вещи в мире таковы, и мы ничего не можем сделать с девяноста девятью процентами из них.
Вэл скрестила руки на груди.
— Не могу дождаться колледжа.
— Что ж, боюсь, тебе придется еще подождать, — сухо сказала мать, — так что я бы посоветовала тебе проводить время как можно лучше.
(Я думаю, что ты восхитительна).
Вэл колебалась.
— Кое-что хорошее сегодня все-таки случилось.
— О? И что это было?
— В школе есть один мальчик, и я думаю… я действительно думаю, что могу ему нравиться, — Вэл снова нахмурилась. «Нравиться» — не совсем подходящее слово. Это было слишком просто. Слишком легко.
Слишком невинно.
Миссис Кимбл искоса улыбнулась ей.
— О, это замечательно, детка. Это тот самый, о котором ты мне рассказывала? Тот, с кем Лиза играет в сваху?
— «Играет» в сваху? Вроде как притворяется? — Вэл нахмурилась еще больше. — Нет. Джеймс — придурок.
— Ясно.
Тишина.
— Так кто же этот новый таинственный парень? Лиза познакомила тебя с ним?
Вэл топнула ногой.
— Мама! Я могу найти мальчиков и без помощи Лизы!
— Не топай! И я не говорила, что ты не можешь. — Ее мать выглядела обиженной.
— Ты подразумевала это.
— Боже, какая ты сегодня чувствительная.
Вэл уставилась вперед, на машину, застрявшую перед ними. После школы движение всегда было отвратительным. На бампере машины была наклейка «мой ребенок — почетный студент Дерринджера». Водитель, однако, добавил еще одну часть, полную иронии, которая гласила: «И все, что я получил, только этот дурацкий стикер».
Она могла поспорить, что родители ребенка даже не догадывались насколько это мерзко.
— Да ладно тебе. Не сердись. Выкладывай. Я умираю от любопытства.
Вэл испытывала искушение помучить ее еще немного — она все еще злилась из-за предположения матери, что она не может найти мальчиков сама, в основном потому, что это начинало выглядеть так, как будто это могло быть правдой, — но Вэл была слишком взволнована, чтобы долго молчать, и энтузиазму матери оказалось трудно сопротивляться после резкого скептицизма Лизы.
Ей удалось продержаться еще один квартал, пока она не выпалила:
— Он выпускник.
Выжидательная улыбка матери исчезла.
— О… боже. Значит, ему восемнадцать. Это довольно много.
«И тебе тоже».
— Всего на четыре года старше. Мы учимся в одной школе!
— А в следующем году он будет учиться в колледже, а ты, маленькая мисс, все еще будешь в старшей школе. — Она закатила глаза, увидев выражение лица дочери. — Ладно, я поняла. Мы обсудим это позже. Значит, он выпускник. И это все, что ты о нем знаешь?
— Он в моем классе по искусству.
— Мм-хм-м.
— Он работает в «Петвилле».
Миссис Кимбл приподняла бровь.
— Мам!
— Я ничего не говорила, — возразила миссис Кимбл.
— Ты смотрела на меня.
— О, Вэл, ради бога. Я смотрела на тебя? Сколько тебе лет?
Повисла тишина.
— Ну что, мисс Обида? Как зовут этого мальчика?
Вэл не ответила.
— Мы должны называть его MM, как Мистический мальчик?
— О боже, какой ужас! Его зовут Гэвин. Гэвин Мекоцци.
— Звучит по-итальянски.
— Возможно потому что так и есть.
— В детстве я знала одного итальянца, — задумчиво произнесла мать. — Он был дальним родственником мафиози. Он часто хвастался этим. Это сводило девушек с ума — это, и то, что он был похож на молодого Эдуардо Версатеги. Он еще ездил на «Харлее», насколько я помню, и носил кожаную куртку «Феррагамо».
— Гэвин не из мафии.
— А чем же тогда занимается мистер Мекоцци в свое свободное время?
На это Вэл могла ответить, к ее облегчению.
— Он играет в шахматы. Он гроссмейстер.
— Ну! Это, конечно, впечатляет. Твой дядя играет в шахматы. Я тебе это когда-нибудь говорила? Он называл их «интеллектуальным спортом». — Микроавтобус въехал на подъездную дорожку. Вэл выскочила из машины, перекинув рюкзак через плечо. — Твой отец тоже играл, хотя Чарльз никогда не был так хорош, как Эрл.
— Я помню. Папа пытался учить меня, когда я была маленькой.
— Неужели? Ах да, я совсем забыла. Кажется, все это было так давно. — Роясь в сумочке в поисках ключей, она небрежно спросила: — Что Лиза думает об этом Гэвине?
— Лиза глупая. Совсем как Джеймс.
Как только мать открыла дверь, Вэл сразу же направилась в свою комнату. Первым делом она переоделась из школьной одежды во фланелевые пижамные штаны и майку. Во-вторых, стоило смыть макияж, который уже начал ощущаться жестким и зудящим. В-третьих, она собиралась сесть за компьютер и оставаться там до тех пор, пока ее не позовут на ужин или пока она не устанет настолько, чтобы вздремнуть на кровати.