Герцог потянулся ко второй записке. Он на минуту задумался над подписью. Имя Арлен ничего не говорило ему. Но тут герцога осенило. Дочь одной из сестер его отца вышла замуж за человека по фамилии Арлен. Автором записки, верно, был ее сын. Стиль и тон его послания кардинально отличались от письма первого юного обольстителя. Вот что в нем было:
«Внимательно прочитайте это письмо. В нем я сообщу вам нечто интересное и важное. Это касается вас, а потому дочитайте его до конца. То, что здесь сказано, изменит вашу жизнь.
Завтра по дороге в церковь вы встретите попрошайку. Она будет стоять у Восточных ворот монастыря. Эта старая женщина встретит вас с протянутой рукой, умоляя о милостыне. Подайте ей монету, но сперва приклейте к ней маленькую бумажку, в которой вы опишете, где и когда мы можем встретиться. Я приду, куда вы скажете, и подожду вас, если понадобится. Но знайте, если вы не ответите мне, я заставлю вас сожалеть об этом до конца дней своих.
Денис Арлен».
— Это переходит все границы! — возмутился герцог.
Настоятельница сделала знак рукой, и герцог замолчал, готовый слушать ее дальше.
— Этим все не кончилось, ваша светлость, — сказала она. — В прошлое воскресенье я велела Фелиции остаться в монастыре и не ходить на мессу. Я не хотела ставить девочку в неловкое положение, ведь нищенка наверняка бы последовала за ней. По возвращении монахини и ученицы, бывшие на службе, рассказали мне нечто из ряда вон выходящее. На это уже нельзя закрывать глаза.
— Что же произошло? — спросил герцог с нетерпением.
— Нищенка ждала их у Восточных ворот, как мы и ожидали. Но это еще не все. После окончания мессы, когда все ученицы уже вышли из собора, монахини заметили закрытую коляску, шторы которой были задернуты. Рядом стояли трое подозрительных мужчин. Коляска подкатила к часовне, мимо которой лежал их путь, и перекрыла выход. Сестре Агнессе очень не понравилось, как мужчины разглядывали девочек.
Герцог напряженно слушал. На его лице отражались беспокойство и возмущение.
— Вы предполагаете, преподобная матушка… — начал было он.
— Я ничего не предполагаю, ваша светлость, — прервала его она. — Я просто излагаю вам все, как есть. Случившееся настолько встревожило меня, что я сочла нужным немедленно написать мистеру Рэмсджилу. Я и раньше переписывалась с ним.
— Вы поступили совершенно правильно, — согласился герцог. — И я поспешил сюда, чтобы подобное не повторилось. Когда вы передадите Фелицию на мое попечение?
Настоятельница улыбнулась:
— Я надеялась услышать эти слова, ваша светлость. Никто лучше вас не сможет следить за девушкой.
Герцог даже удивился ее чрезмерной радости.
— Но есть еще один неприятный момент, ваша светлость, — сказала вдруг настоятельница.
— Что же это? — насторожился герцог.
Его вдруг охватили нехорошие предчувствия, хотя Дарлингтон даже не мог представить, о чем сейчас может идти речь. Для него ударом стало уже то, что его подопечная тайком получала письма от алчных родственников, а один из проходимцев чуть было не похитил девочку.
— Я знаю Фелицию уже достаточно долгое время, ваша светлость. Вы отдали девочку в мое полное распоряжение, и я много общалась с ней, многое поняла и узнала, — сказала настоятельница. — А потому считаю нужным открыть вам кое-какие свои наблюдения о Фелиции.
Подозрения герцога усиливались с каждой минутой.
— О чем идет речь? Что с ней не так, преподобная матушка?
Настоятельница долго подбирала слова и никак не решалась сказать их. Наконец она собралась с духом. В данной ситуации лучше ничего не скрывать и сказать правду.
— Девочка много пережила и сильно страдала до приезда к нам. Перенесенные травмы тяжело отразились на ее психике. Фелиция боится мужчин.
Некоторое время стояла напряженная тишина.
Затем герцог неуверенно переспросил:
— Боится мужчин? В чем это выражается?
— Она вся съеживается при виде мужчин, убегает, замыкается в себе. Она не хочет с ними говорить, даже старается не оставаться рядом просто потому, что они мужчины.
— Но для ее возраста это весьма странно, — предположил герцог.
Он силился вспомнить хотя бы один подобный случай. Но нет, на его веку не встретилось ни одной такой женщины, тем более в возрасте Фелиции, которая боялась бы мужчин. Как раз наоборот, женщины с завидной настойчивостью преследовали мужчин, старались быть у них на виду, заманивали и кокетничали, недолюбливая при этом всех остальных особ женского пола, видя в них соперниц.
— Когда Фелиция только переехала сюда, было видно, что пережитое не прошло бесследно, — продолжала между тем настоятельница. — Я предполагала, что она будет бояться мужчин, отождествляя их с отцом. Но была уверена, что со временем это пройдет, боль и обида забудутся.
— Я правильно понял, — перебил герцог, — что она все еще боится, ничего не забылось и не прошло?
— К сожалению, это так, — ответила настоятельница. — Боюсь, с годами страх только усилился. Признаюсь, ваша светлость, что жизнь в женском обществе не способствовала улучшению ее состояния… Здесь редко бывают мужчины, да и те в основном монахи. Такая среда не может помочь Фелиции привыкнуть к внешнему миру. А ведь ее, как вашу племянницу, ждет высший свет, иная жизнь.
— Я действительно собирался вывести ее в свет, — согласился герцог. — Теперь я не знаю, как подействовать на нее, как убедить, что мужчины играют важную роль в жизни каждой девушки. Мне просто необходимо приучить Фелицию к этой мысли, ведь искать девушке мужа буду я.
— Уверена, ваша светлость, что Фелиция выйдет замуж. Более того, возьмитесь за поиск мужа для нее как можно скорее. Фелиция уже раз заговаривала о своем желании стать монахиней, но ей не подходит такой образ жизни. Монашки из нее не получится.
— Почему? — спросил герцог.
Дарлингтону не терпелось услышать ответ.
Настоятельница была на удивление категорична.
— Хотя бы потому, что Фелиция слишком умна и жизнелюбива, — объяснила она. — Посвятить себя простой монашеской жизни с ее-то умом и способностями — противоестественно. Есть и другая причина. Вам будет достаточно только взглянуть на нее, чтобы понять, о чем я говорю. По-моему, она просто создана для роли супруги, а впоследствии и матери.
Герцог оставил последнее замечание без внимания.
Настоятельница встала, показывая, что разговор подошел к концу.
— Я пришлю Фелицию к вам, — сказала она. — И раз уж вы решили увезти племянницу с собой, я прослежу, чтобы ее вещи собрали и отнесли в вашу карету.
Герцог поднялся вслед за ней.
— Спасибо, преподобная матушка. Позвольте поблагодарить вас за то, что вы с такой добротой и заботой относились к моей племяннице целых пять лет. Я считаю уместным и нужным сделать благодарственное пожертвование. Я уверен, вы найдете этим деньгам достойное применение. Выберите любой вид благотворительности или используйте на нужды обители. Я оставляю эти деньги вам, заранее уверенный в правильности вашего решения.
— Вы бесконечно добры, ваша светлость. Я неоднократно слышала о вашей щедрости, многие в городе благодарны вам. Верьте, однажды вам воздастся сторицей.
Герцог едва сдержался от насмешливой улыбки.
В Париже он редко вспоминал о щедрости и милосердии. Он был щедр только по отношению к себе. Красавчик пользовался репутацией повесы и распутника, но никак не филантропа.
Дарлингтон, правда, умел быть щедрым и справедливым, умел отдавать и делиться с ближним, но только когда считал это необходимым. Однако ему было приятно, что настоятельница осталась о нем хорошего мнения. Ее благосклонность к герцогу была важна для Фелиции.
Герцог открыл настоятельнице дверь, и она вышла из комнаты. Дарлингтон остался ждать. Судя по размерам монастыря, ожидание могло затянуться. Чтобы чем-нибудь занять себя до прихода Фелиции, герцог взял записки, полученные девушкой.