— Я согласна с вами, — отвечала Фелиция, — но все не так просто. Страх, как любовь, им нельзя управлять, его невозможно контролировать. Страх либо есть, либо его нет, с этим ничего не поделаешь.
— Позволь мне возразить тебе, — покачал Дарлингтон головой. — Страх — это примитивный импульс. Его можно контролировать силой воли и самодисциплиной.
Его слова произвели на Фелицию сильное впечатление. Она, не отрываясь, смотрела герцогу в глаза и внимательно слушала, что он говорил, не пропуская ни единого слова.
— Когда солдат впервые идет в бой, — продолжал герцог, — он боится быть убитым или раненым. Его охватывает страх. При виде врага в нем просыпается примитивный инстинкт самосохранения — он хочет убежать. Это естественная реакция. Но постепенно солдат привыкает к дисциплине, узнает, что надо делать и как себя правильно вести, как подавлять страх. Со временем его храбрость начинает превосходить все страхи, он уже ничего не боится.
— Я понимаю… о чем вы говорите, — ответила Фелиция, — я даже признаю, что это не лишено смысла. Слова ваши звучат убедительно. Но в то же время, когда тебя обуревает страх, внутри все дрожит, становится тяжело дышать… в горле стоит ком. Это ужасное состояние, и я… я совершенно не могу управлять им.
— Наверное, ты не очень старалась, — возразил Дарлингтон. — Более того, ты уже не ребенок, а взрослая, умная девушка. Ты должна приучить себя повиноваться приказам, как солдат в бою, и приказать самой себе перестать бояться.
— Но солдаты не дают приказаний самим себе, — не согласилась Фелиция.
— Солдат исполняет приказы, отданные командиром, но заставляет себя делать это он сам, он подчиняется собственной воле.
Фелиция засмеялась:
— С вами так интересно спорить. У вас на все есть готовый ответ. Каждый спор — настоящая словесная баталия. Смогу ли я когда-нибудь выйти победительницей, превзойти вас?
— Ты уходишь от ответа, — сказал герцог. — Постарайся не менять тему, сейчас мы говорим о тебе.
— Но это так скучно. Давайте лучше поговорим о чем-нибудь еще.
Большинство людей обожало, когда речь шла о них самих, Фелиция же всеми способами хотела избежать разговора о себе. Герцог не сдавался и продолжил:
— Я не совершенен. Я грешил и делал много ошибок. Но одно могу сказать с уверенностью: никогда, Фелиция, никогда я не был трусом.
Наступило молчание. Первым его прервала Фелиция.
— Легко… легко быть сильным, — сказала она тихо, — когда нет причин быть каким-либо еще.
На это ничего нельзя было возразить. В этот раз Фелиция взяла вверх. Но герцог не собирался сдаваться.
— Нельзя выйти победителем из всех жизненных схваток, — сказал он. — Ты должна быть уверена в себе, в победе. Поставь перед собой определенную цель, в конце концов ты победишь. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Мне надо запретить себе бояться?
— Конечно, — подтвердил герцог. — Поверь, что тебе стоит только приложить к этому усилия, и ты всего добьешься. Это не так сложно, как ты думаешь.
Фелиция глубоко вздохнула.
— Ты говорила о приказаниях, — продолжал Дарлингтон, — тогда слушайся меня. Ты должна стать смелее, перестать бояться. Должна перебороть в себе чувство страха при мысли о замужестве, любви, мужчинах — о нормальных человеческих отношениях.
— А если мне удастся все это… будете ли вы довольны?
— Да, я буду на седьмом небе от счастья. Ведь тогда ты станешь нормальной девушкой. Мне не по душе какие-либо отклонения и аномалии в людях.
Герцог испугался, что его слова прозвучали слишком резко. С другой стороны, настоятельница сама советовала ему быть пожестче, не уходить от проблемы, а справляться с ней. Нет ничего плохого в том, что он называет вещи своими именами.
Герцог сидел за столом напротив Фелиции и внимательно разглядывал ее. Даже сейчас, в простеньком синем платье, с немодной прической, она была очень красива. Фелиция обладала необычайной, поразительной внешностью. Герцогу было досадно, что именно такой красавице приходили в голову эти нелепые мысли, что она боится мужчин и замужества.
Дарлингтон вспомнил, скольких лошадей он приучил не пугаться неожиданностей. Перед его глазами стоял превосходный жеребец, на которого он с самого начала возлагал большие надежды. Так вот этот жеребец боялся практически всего: он шарахался в сторону от лающей собаки, собственной тени или незнакомого предмета на дороге. Когда герцог впервые поехал на нем, он с трудом заставил жеребца пересечь мост, а конюхи еле смогли загнать строптивца в конюшню. Но герцог не сдавался, он неустанно работал с конем.
Прошло немало времени, и конь избавился от страха. Более того, он стал одним из лучших коней герцога и принес хозяину победу в трех крупных соревнованиях. Секрет такого успеха заключался в дисциплине и дрессировке. С их помощью герцог смог приручить коня. Герцогу достаточно было свистнуть, и конь несся к нему через все преграды и всюду послушно следовал за своим хозяином.
«Фелицию надо так же дрессировать, я с легкостью приручу ее», — решил про себя герцог.
Он немного прихвастнул. Дарлингтон всегда очень гордился своим умением понимать психологию других. Он без труда предугадывал реакцию человека в тех или иных обстоятельствах. Этим талантом не мог похвастаться ни один из его знакомых.
Герцог никогда раньше не встречал женщину, которая бы боялась мужчин и брака, но он решил, что ему по силам справиться с подобным поведением. Он избавит Фелицию от ее безумных фантазий. Из его рук девушка выйдет совсем нормальной и здоровой. А там уж на ней женится какой-нибудь порядочный милый человек, который полюбит саму Фелицию, а не ее деньги.
Тревожное выражение так и не покинуло ее лица. Герцог перегнулся к ней через стол и сказал:
— Предоставь все решать мне, Фелиция. Ты ведь доверяешь мне? Так вот, я позабочусь о тебе, сделаю все как следует. Я обещаю не спешить, не подгонять тебя и ничего не предпринимать, не посоветовавшись с тобой.
Ее глаза засветились радостью.
— Вы… вы не заставите меня, — начала она недоверчиво, — выйти замуж, если я того не захочу?
Герцога удивил такой вопрос. Что значит «заставить ее»? Но тут он вспомнил, что, будучи опекуном Фелиции, имеет право распоряжаться ее судьбой, как и ее деньгами. Мистер Рэмсджил еще не уточнил, насколько простирается власть опекуна и сможет ли герцог управлять состоянием Фелиции. Но это, собственно, не имело большого значения. Куда важнее было завоевать доверие девушки, расположить ее к себе, научить не боятся.
— Я обещаю тебе, — сказал он серьезно, — я даже клянусь, что никогда не заставлю тебя выйти замуж без твоего желания. Ты сама вольна выбрать себе мужа. Я могу не одобрить твой выбор, но запрещать ничего не буду. Я считаюсь с твоими желаниями, и никакой свадьбе не бывать, если ты сама этого не захочешь.
Фелиция облегченно вздохнула.
— Пойми только, — продолжал герцог, — что замужество очень важно, даже необходимо в жизни любой женщины. В один прекрасный день полюбишь и ты. Это неизбежно, и тогда твоя любовь, словно солнце, встанет из-за горизонта и прогонит остатки ночи.
Он улыбался, повторяя слова самой Фелиции, и девушка улыбнулась в ответ.
— А пока я не выйду замуж, — сказала она, — могу я… оставаться с вами?
Дарлингтон ответил не сразу:
— Нам необходимо обсудить это во всех подробностях. Прежде всего мне придется подыскать тебе компаньонку. Девушке благородных кровей неприлично путешествовать без сопровождающей ее дамы.
Фелиция внимательно слушала его.
— Согласись, — продолжал Дарлингтон, — что я не могу сопровождать тебя на все приемы и балы, а приглашать тебя будут во множество мест. Я весьма занятой человек.
Последовало молчание. Герцогу показалось, что девушка расстроена. Он хотел сказать что-то в свое оправдание, но тут Фелиция заговорила сама: