Нет ничего удивительного в том, что герцог производил на экспансивных французов такое впечатление. Выбор цветов его кареты был весьма удачен. Благодаря контрасту желтых колес и черного корпуса она сразу бросалась в глаза. Кучера были одеты в ярко-желтые камзолы, а на головах носили высокие черные треуголки. В карету запрягали четырех превосходных лошадей, одна под стать другой.
Эту картину дополняли вороные кони верховых, и сами верховые, одетые в черно-желтые камзолы с серебряными пуговицами, на каждой из которых был отчеканен родовой герб Дарлингтонов. Но вся эта великолепная процессия значительно уступала самому герцогу.
Он был совершенен во всем, его щегольский наряд дополняла желтая гвоздика, никто не мог сравниться с ним в красоте и силе. В понимании мужчин герцог собрал в себе все качества превосходного спортсмена. Для женщин же он являлся воплощением идеального любовника.
По дороге в Париж герцог намеревался заехать в гости к своему старому другу виконту и остановиться у него на ночь. Он просто не мог обидеть друга отказом и не отдать должное его гостеприимству. По правде сказать, герцог с нетерпением ждал этой встречи. Посланный вперед курьер уже предупредил хозяина дома о приближении Дарлингтона, и тот ждал гостя на пороге, когда карета герцога подъезжала к замку.
— Я бесконечно рад приветствовать тебя, Красавчик, — воскликнул он, протягивая обе руки. — Ты осчастливил меня своим приездом. Я уже давно не получал удовольствия от встречи с тобой.
— Я рад не меньше тебя, — заверил герцог. — Мне не терпелось вновь увидеться с тобой после стольких лет разлуки.
От внимательного взгляда герцога не укрылось то, что виконт изменился за это время. Он сильно постарел, на его лице появились морщины, чего Дарлингтон не заметил в их прошлую встречу. Виконт был старше его на двадцать лет, но эта разница никак не отражалась на их дружбе. Наоборот, герцог всегда предпочитал общество этого умного, умудренного жизненным опытом веселого человека обществу своих подчас пустых сверстников.
Герцог отклонил предложение Хьюберта сопровождать его в основном потому, что собирался навестить виконта и не хотел сталкивать их вместе.
— Благодарен тебе за готовность мне помочь, но не смею отрывать тебя от важных дел в Лондоне, Хьюберт, — пояснил герцог, — и хоть я был бы безмерно рад взять тебя с собой, боюсь, мне придется отказаться от твоего общества и поехать одному.
— Ты знаешь, что я с радостью брошу все дела. Тебе достаточно только сказать слово, — ответил Хьюберт.
Герцог улыбнулся ему.
— Ты настоящий друг, Хьюберт, — сказал он, — и я тронут твоей преданностью. Однако есть еще одна причина, заставляющая меня отклонить твое предложение. Мне надо повидать настоятельницу монастыря. Если перед ней предстанут сразу два повесы, это будет слишком. Боюсь, что после этого она не разрешит мне забрать Фелицию.
— Ты ведь считался опекуном девочки еще при жизни Эдмунда. А теперь, после его смерти, ты официально вступаешь в эту должность, — сказал Хьюберт.
— Это так, — согласился герцог. — И как ее опекун я имею определенные привилегии.
Хьюберт рассмеялся.
— Ты, я вижу, уже почувствовал, какие задачи предстоит тебе решать. Речь, как я понял, идет о мошенничестве. Это можешь уладить только ты, — сказал он. — Но дай мне знать, если тебе понадобится помощь.
— В этом не сомневайся. Непременно обращусь к тебе, если будет нужно, — заверил герцог.
Он сам еще не очень хорошо представлял, что же случилось в монастыре, но не мог оставить происшедшее без внимания. Его долгом было поспешить к настоятельнице, которая, несомненно, нуждалась в помощи.
К тому же эта поездка давала герцогу прекрасную возможность удрать от порядком поднадоевшей ему леди Изабель. Он покинул Англию, даже не повидав ее перед отъездом, Изабель, безусловно, пришла в возмущение от такого непростительного отношения к своей персоне. Но герцог твердо решил расстаться с ней, а потому не сожалел о своей небрежности. Изабель больше его не привлекала и даже не интересовала.
И дело было не только в очаровательной зеленоглазой жене австрийского посла. Просто герцог не мог избавиться от чувства, что Изабель посягает на его права и довлеет над ним. Он не терпел, когда кто-нибудь пытался сдерживать его волю, понукать им и заставлял плясать под свою дудку. Герцог привык сам отдавать распоряжения и превыше всего ценил свою свободу. Леди Изабель хотела управлять им, а этого он не позволил бы даже самой красивой и необыкновенной женщине в мире.
Он написал Изабель коротенькую записку, в которой объяснил свой отъезд срочными семейными делами, велел мистеру Рэмсджилу отправить ей огромный букет орхидей и выкинул ее из сердца. Еще одна глава его жизни была завершена.
Герцог мог поступать весьма жестоко, когда видел в этом необходимость. Он не церемонился с женщинами, которые чересчур усердно преследовали его или слишком много позволяли себе, став его любовницами. Каждой женщине кажется, что она будет иметь больший успех, чем ее предшественницы, и сумеет удержать мужчину. То же относилось и к герцогу. Всякая новая дама, охотившаяся на него, была уверена, что именно ей удастся приручить его и на этот раз все будет по-другому.
— Он просто выскользнул из моих рук, — возмущалась одна модная дама, когда в один прекрасный день герцог покинул ее без всякой на то причины. — Мне казалось, что он прочно запутался в моих сетях. И вот, когда я уже поздравила себя с победой, он исчез.
Ее подруга и наперсница рассмеялась в ответ.
— Ты не первая и не последняя, с кем он так обошелся, — утешала она.
— Я ненавижу его!
Подруга вновь засмеялась.
— Ему стоит только поманить тебя пальцем, и ты бросишься к своему обожаемому герцогу со всех ног. Простишь ему все прегрешения и обиды.
— Да, прощу. — В ее словах послышалась искренняя готовность к этому.
Настал черед и леди Изабель в отчаянии кусать губы и топать ногами. Она уже со страхом думала, что цветы и записка были лишь благородным жестом на прощание. Герцог избежал мучительного слезного расставания и отделался одной запиской, которая не предполагала последующих встреч, не говорила о цели и причинах столь поспешного отъезда из Англии. Она была составлена безупречно: ничего, кроме вежливых фраз. А вежливость была козырем герцога.
— Я ненавижу его! Ненавижу! — вскричала леди Изабель, уединившись в своей спальне. Но она кривила душой. Она никак не могла выкинуть герцога из головы.
В это время герцог думал о прошлом вечере и ужине в доме виконта. Он перебирал в уме все, что сказал ему старый друг. Беседы с ним были всегда поучительны и занимательны. Виконт поведал ему все последние сплетни Парижа. Герцог наслаждался его прекрасным языком и изящной манерой вести разговор. Давно он не получал такого удовольствия от светской беседы.
Ночь Дарлингтон провел в одной из великолепных спален замка, чудом уцелевшего в революцию. Он восхищался пышностью и красотой интерьера, присущей временам Людовика XIV. Дарлингтон ценил все по-настоящему красивое и знал толк в искусстве.
— Остановишься у меня на обратном пути из Парижа? — поинтересовался виконт.
— Я искренне желаю этого, — отвечал герцог. — Но боюсь, что буду не один. В Париже я забираю девочку, вверенную мне в опеку.
— Двери моего дома открыты и для нее тоже, — ответил виконт с готовностью. — Но кто твоя подопечная?
— Она дочь одного из моих кузенов, — ответил герцог уклончиво. — Она училась здесь в школе, а теперь ей пора возвращаться в Англию.
— Я буду только рад встрече с ней, — заверил виконт. — Уверен, Красавчик, что эта прелестная юная особа наверняка очень привлекательная. Недаром она твоя родственница.