когда я слишком зазнавался и считал, что меня не помешает поставить на место.
Нужно ли говорить, что практиковался в ее исполнении я с завидной частотой, иногда по несколько раз за день.
Итак, я исполнял «Тинтататорнин». Я отклонился назад в кресле и положил ногу на ногу, слегка расслабившись.
Мои руки лениво двигались по струнам.
После первого припева я коротко вздохнул, как мальчишка, вынужденный оставаться запертым в четырех стенах в солнечный день.
Мой скучающий взгляд начал бесцельно блуждать по залу.
Продолжая играть, я поерзал в кресле, безуспешно пытаясь найти удобное положение.
Я нахмурился, поднялся и посмотрел на кресло, как будто оно было виновато.
Затем я уселся обратно, изогнувшись и всем видом показывая, как мне неудобно.
На протяжении всех десяти тысяч нот «Тинтататорнина», все танцевали и прыгали.
Выбрав момент между парой аккордов, я лениво почесал себя за ухом.
Я так вжился в свое маленькое представление, что испытывал желание зевнуть.
Я основательно зевнул, настолько широко и долго, что зрители первых рядов
могли пересчитать мои зубы.
Я потряс головой, словно пытаясь избавиться от сонливости, и вытер рукавом влажные глаза.
А в течение всего этого времени, «Тинтататорнин» струился в воздухе.
Сводящая с ума гармония и игра контрастов, сплетались вместе и вновь расходились.
Вся мелодия была безукоризненной, сладкой, и простой, как дыхание.
Когда наступил конец, сводящий вместе дюжину запутанных нитей песни, я не стал никак его приукрашивать.
Я просто остановился и немного потер глаза.
Никакого крещендо.
Никаких поклонов.
Ничего.
Я отвлеченно похрустел костяшками пальцев и наклонился, чтобы убрать лютню в футляр.
На этот раз смех раздался первым.
Те же люди, что и прежде, кричали и стучали кулаками по столам вдвое громче, чем в прошлый раз.
Мои люди.
Музыканты.
Я позволил скучающему выражению сойти с лица и с понимающим видом улыбнулся им.
Через пару мгновений последовали аплодисменты, но они были редкими и озадаченными.
Еще не зажгли свет, как по всему залу начались сотни обсуждений вполголоса.
Смеющаяся Мари поспешила ко мне, когда я спускался вниз по ступенькам.
Она пожала мне руку и похлопала по спине.
Она была первой из многих, все музыканты.
Прежде чем меня смогли утянуть в сторону, Мари взяла меня под руку и отвела назад к моему столику.
- Господи, парень, - воскликнул Мане.
- Да ты здесь как маленький король.
- Это меньше половины внимания, чем он обычно получает, - сказал Вилем.
- Как правило, они все еще аплодируют, пока он идет обратно к столу.
Юные леди стреляют глазками и выстилают ему дорогу цветами.
Сим с интересом оглядел зал.
- Реакция и правда несколько… - он запнулся, подыскивая слово.
- Смешанная.
Почему?
- Потому что наш юный шестиструннщик так остер, что едва ли сам может не порезаться, - сказал Станчион, подходя к нашему столику.
- Значит, вы тоже заметили? - сухо осведомился Мане.
- Замолчите, - сказала Мари.
- Это было блестяще.
Станчион вздохнул и покачал головой.
- Я, например, - заметил Вилем, - хотел бы узнать, о чем
речь.
- Квоут сыграл простейшую на свете песню и выглядел при этом так, словно прядет золото из льна, - сказала Мари.
- Затем выбрал настоящую мелодию, из тех, что лишь горстка людей может исполнить, и заставил ее выглядеть такой простой, что можно было подумать, будто любой ребенок может исполнить ее на жестяном свистке.
- Я не отрицаю, что сделано это очень умно, - сказал Станчион.
- Проблема в том, как он это сделал.
Все, кто прыгал прихлопывая на первой песне, почувствовали себя полными идиотами.
Они чувствовали, что с ними играли, как с куклами.
- Так с ними и поступили, - заметила Мари.
- Артист манипулирует аудиторией.
В этом смысл шутки.
- Людям не нравится, когда с ними играют, - возразил Станчион.
- Вообще-то, они на это обижаются.
Никому не нравится, когда с ним так шутят.
- Строго говоря, - с усмешкой вмешался Симмон, - он сыграл шутку на лютне.
Все повернулись посмотреть на него, и его усмешка слегка поблекла.
- Понимаете?
Он
действительно сыграл шутку.
На лютне. - Он уставился на стол, его усмешка исчезла, а лицо внезапно вспыхнуло от смущения.
- Извините.
Мари легко рассмеялась.
Мане резюмировал.
- Вообщем, это конфликт двух аудиторий, - медленно сказал он.
- Здесь есть те, кто знают о музыке достаточно, чтобы понять шутку, и те, кому нужно эту шутку объяснять.
Мари триумфально указала на Мане.
- Вот именно, - сказала она Станчиону.
- Если человек приходит сюда и не знает достаточно, чтобы самостоятельно понять шутку, он заслуживает того, чтобы его слегка потрепали по носу.
- За исключением того, что большинство этих людей дворяне, - сказал Станчион.
- А у нашего умника до сих пор нет покровителя.
- Что? - удивилась Мари.
- Трепе замолвил словечко несколько месяцев назад.
Почему тебя еще никто не сцапал?
- Амброз Джакис, - пояснил я.
По ее лицу было видно, что это имя ей ни о чем не говорит.
- Он музыкант?
- Сын барона, - сказал Вилем.
Она озадачено нахмурилась.
- Как он может помешать тебя получить покровителя?
- Уйма свободного времени и больше денег, чем у Бога, - сухо произнес я.
- Его отец один из влиятельнейших людей в Винтасе, - добавил Мане, а затем повернулся к Симмону.
- Какой он, шестнадцатый в очереди на трон? - Тринадцатый, - угрюмо сказал Симмон.
- Вся семья Сёртен пропала без вести в море два месяца назад.
Амброз не умолкает о том, что его отец в едва ли дюжине шагов от того, чтобы стать королем.
Мане снова повернулся к Мари.
- Суть в том, что слово именно этого баронского сына имеет вес в обществе, и он не боится это использовать.
- Если уж быть совсем честным, - сказал Станчион, - надо сказать, что юный Квоут не самый толковый светский лев в Общих Землях. - Он прочистил горло.
- О чем свидетельствует его сегодняшнее выступление.
- Ненавижу, когда люди называют меня юным Квоутом, - отвернувшись в сторону, сказал я Симу.
Он сочувственно посмотрел на меня.
- Все равно я считаю, что это было блестяще, - заявила Мари, повернувшись к Станчиону,
твердо встав на ноги.
- Это умнейшая вещь, которую кто-либо сделал здесь за месяц, и ты это знаешь.
Я положил руку на запястье Мари.
- Он прав, - сказал я.
- Это было глупо. - Я нерешительно пожал плечами.
- Или, по крайней мере, это было бы глупо, надейся я хоть немного найти покровителя. - Я посмотрел в глаза Станчиону.
- Но я не надеюсь.
Мы оба знаем, что эту дверь Амброз для меня закрыл.
- Двери не остаются закрытыми навсегда, - ответил Станчион.
Я пожал плечами.
- Ну а как насчет этого?
Я предпочитаю исполнять песни, которые радуют моих друзей, нежели угождать вкусам людей, которым я не нравлюсь, потому что им кто-то что-то про меня сказал. Станчион вдохнул и резко выдохнул.
- Разумно, - сказал он, слегка улыбаясь.
Последовало временное затишье, во время которого Мане многозначительно прочистил горло и быстро оглядел всех за столом.
Я понял намек и представил всех друг другу.
- Станчион, ты уже знаешь Вила и Сима, моих однокурсников.
Это Мане, студент и иногда мой учитель в Университете.
Все, знакомьтесь, Станчион: ведущий,
владелец и мастер сцены Эолиана.
- Приятно познакомиться, - сказал Станчион, вежливо кивнув, прежде чем оглядеть зал.
- Кстати, о ведении, пора бы мне вернуться к своим обязанностям. - Он похлопал меня по спине, поворачиваясь, чтобы уйти.