Выбрать главу

– И кто же ее отец?

– Твое невежество удивляет меня. Его зовут Блер Рутвен. Генерал Блер Рутвен. Ты хотя бы слышал, что такое «Четыре сотни»? Это его журнал. А ты слышал когда-нибудь о Мейфлавер? Именно предки старого Рутвена разрешили пилигримам пристать к берегам Мексиканского залива. Этот старик самый богатый старик в Соединенных Штатах, возможно, за исключением только Поля Гетти.

Я не перебивал его и внимательно слушал. Хотя меня это не касалось. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал мои мечты о домашних тапочках и пылающем камине. А также о мультимиллионной наследнице. Вместо этого я сказал:

– Твой радиоприемник был включен, когда ты сидел в машине на стоянке. Я знаю это. И тогда передавали сводку новостей.

– Именно так, – оживленно согласился он.

– Кто вы? – это был первый вопрос, который задала ему Мэри Блер Рутвен с тех пор, как он появился в комнате. И мне стало ясно, что может фирма «Четыре сотни» сделать с человеком. Такой человек не упадет в обморок, не прошепчет «Слава Богу, что вы спасли меня», не разрыдается, не бросится обнимать своего спасителя. Такой человек всего-навсего посмотрит на своего спасителя с дружелюбной улыбкой, считая его на мгновение равным себе, прекрасно зная, что ни о каком равенстве не может быть и речи.

– Мое имя Яблонский, мисс. Герман Яблонский.

– Полагаю, что вы тоже прибыли на «Мейфлавер» вместе с пилигримами? – съязвил я и внимательно посмотрел на девушку. – Итак, у вас миллионы и миллионы долларов, не так ли? Мне кажется, что это слишком большая сумма, чтобы запросто расхаживать по городу. Теперь я понимаю, зачем там присутствовал Валентине.

– Валентине? – недоуменно повторила она, все еще принимая меня за сумасшедшего.

– Ну да. Эта горилла, которая сидела в трех рядах от вас в зале суда. Если ваш старик проявляет такой же здравый смысл в приобретении нефтяных скважин, как в выборе ваших телохранителей, то вы скоро обанкротитесь.

– Обычно меня сопровождает не он, – Мэри закусила губу, и что-то похожее на тень боли промелькнуло в ее ясных серых глазах. – Я очень обязана вам, мистер Яблонский.

Он снова улыбнулся и промолчал. Потом вытащил пачку сигарет, постучал пальцами по дну и зубами вытащил одну сигарету. Вынул спички в бумажной упаковке и кинул сигареты со спичками мне. Именно так поступают парни высокого класса в наше время. Цивилизованные, вежливые, подмечающие все. Хулиганы тридцатых годов не идут ни в какое сравнение с ними. Именно поэтому такие парни, как этот Яблонский, особенно опасны: они похожи на смертельно опасный айсберг, на 7/8 скрытый под водой. Да, хулиганы тридцатых годов очень проигрывают на их фоне.

– Мне кажется, вы уже можете применить свой маузер, – продолжала Мэри Блер. Она была далеко не так хладнокровна и спокойна, какой хотела казаться. И хотя говорила ровным спокойным голосом, я видел, как пульсирует голубая жилка у нее на шее: она билась с такой силой, с какой рвется вперед гоночный автомобиль на ралли. – Ведь теперь этот человек не представляет для меня опасности?

– Это точно, – успокоил ее Яблонский.

– Благодарю вас, – у нее вырвался едва заметный вздох, словно она до сих пор не могла поверить в то, что весь этот кошмар кончился и что теперь ей нечего бояться. Она сделала несколько шагов по комнате. – Сейчас я позвоню в полицию.

– Нет, – спокойно возразил Яблонский.

Она остановилась:

– Что вы сказали?

– Я сказал: нет, – пробормотал Яблонский. – Ни телефонных звонков, ни полиции. Обойдемся без представителей закона.

– Что вы этим хотите сказать? – На ее щеках снова загорелись два ярких красных пятна. Когда я в прошлый раз их видел, они говорили о страхе, на этот раз больше свидетельствовали о приступе злости.

– Раз ваш старик потерял счет своим нефтяным скважинам, вы не привыкли к тому, чтобы люди перечили вам.

– Мы обязаны вызвать полицию, – медленно и спокойно, словно объясняя что-то ребенку, сказала она. – Этот человек – преступник. Преступник, которого разыскивает полиция. Он – убийца. Он убил какого-то человека в Лондоне.

– В Марбл-Спрингсе он тоже убил человека, – спокойно добавил Яблонский. – Сегодня в 17.40 скончался патрульный Доннелли.

– Доннелли умер? – прошептала она. – Вы уверены в этом?

– В 18.10 я собственными ушами слышал об этом по радио. Сводку передали перед тем, как я, выслеживая вас, выехал со стоянки. Говорили что-то о хирургах, о переливании крови. Видно, судьба. Парень скончался.

– Это ужасно! – она мельком взглянула на меня. Ее глаза вспыхнули и тут же погасли, словно вид мой был ненавистен ей. – А вы еще говорите: «Не вызывайте полицию». Что хотите этим сказать?

– То, что уже слышали, – ответил он. – Никаких законников.

– У мистера Яблонского есть свои собственные соображения на этот счет, мисс Рутвен, – сухо сказал я.

– Ваш приговор предрешен, – бесстрастно произнес Яблонский. – Правда, для человека, которому остается жить не более трех недель, вы ведете себя довольно хладнокровно. Отойдите от телефона, мисс!

– Надеюсь, вы не станете стрелять в меня? – она уже пересекла комнату. – Вы-то ведь не убийца?

– Я не стану стрелять в вас, – согласился Яблонский. – Это противоречит моим планам. – Он сделал три широких шага и настиг ее. Движения его были быстры и бесшумны, как у кота. Он отобрал у нее телефонный аппарат и, схватив за руку, отвел к креслу рядом со мной. Ее попыток вырваться он даже не заметил.

– Значит, вы не хотите приглашать представителей закона? – задумчиво спросил я. – Предпочитаете играть краплеными картами, приятель?

– Вы имеете в виду то, что я против компании? – пробормотал он. – Может, вы думаете, что мне потребуются большие усилия, чтобы разрядить эту пушку?

– Да, именно так я думаю.

– Я не поставил бы на эту карту, – улыбнулся он.

– А я поставил именно на эту.

Я засунул ноги под стул, руки положил на подлокотники кресла. Спинка стула плотно прижималась к стене. Я рванулся и нырнул вниз почти параллельно полу, выбрав себе мишенью место, находящееся на 150 сантиметров ниже его грудной клетки.

Мне не удалось попасть в свою мишень. Я хотел представить себе, какие фортели он может выделывать правой рукой. Теперь я хорошо представлял себе, на что способна его правая. Он перебросил пушку из правой руки в левую, молниеносным движением выхватил из кармана пиджака кастет и с поразительной быстротой ударил нырнувшего под него человека сверху по голове. Он, конечно, ожидал, что я выкину нечто подобное. И все же это зрелище было достойно самых искушенных ценителей: ловок был этот парень, очень ловок.

Потом кто-то плеснул мне в лицо холодной воды. Я со стоном сел и попытался проверить, что же случилось с моей головой. Но сделать это просто невозможно, когда руки связаны за спиной. Мне ничего другого не оставалось, как дать возможность голове самой позаботиться о себе. Потом я, шатаясь, с трудом встал на ноги и, прижавшись связанными за спиной руками к стене, доковылял до ближайшего кресла.

Взглянув на Яблонского, увидел, что он привинчивает барабан к стволу своего маузера. Он поднял голову, посмотрел на меня и улыбнулся. Он всегда улыбался.

– В следующий раз едва ли смогу ударить вас так удачно, – спокойно сказал он.

Я нахмурился.

– Мисс Рутвен, – продолжал он, – я намерен позвонить по телефону.

– А почему вы ставите меня в известность об этом? – она переняла мой тон, но он совершенно не подходил ей.

– Потому что я намерен позвонить вашему отцу. Прошу дать мне номер его телефона. Он нигде не зарегистрирован.