Потом кто-то плеснул мне в лицо холодной воды. Я со стоном сел и попытался проверить, что же случилось с моей головой. Но сделать это просто невозможно, когда руки связаны за спиной. Мне ничего другого не оставалось, как дать возможность голове самой позаботиться о себе. Я, прижавшись связанными за спиной руками к стене, с трудом встал на ноги и, шатаясь, доковылял до ближайшего кресла.
Взглянув на Яблонского, увидел, что он привинчивает глушитель к стволу своего маузера. Он поднял голову, посмотрел на меня и улыбнулся. Он всегда улыбался:
— В следующий раз едва ли смогу ударить вас так удачно, — спокойно сказал он. — А с этой штукой выстрела никто не услышит.
Я бросил на него злой взгляд.
— Мисс Рутвен, — продолжал он, — я намерен позвонить по телефону.
— А почему вы ставите меня в известность об этом? — она переняла мой тон, но он совершенно не подходил ей.
— Потому что я намерен позвонить вашему отцу. Прошу дать мне номер его телефона. Он нигде не зарегистрирован.
— А зачем понадобилось звонить ему?
— Дело в том, что за нашего друга, сидящего рядом с вами, объявлено вознаграждение, — любезно ответил Яблонский. — О вознаграждении сообщили сразу же после информации о смерти Доннелли. Местные власти штата готовы выплатить пять тысяч долларов всякому, кто даст сведения, которые помогут найти и арестовать Джона Монтегю Тальбота. Монтегю, да? — он улыбнулся мне.
— Продолжайте, — холодно сказал я.
— Власти объявили открытым сезон охоты на мистера Тальбота, — сказал Яблонский. — Они намерены заполучить его живым или мертвым, и их не очень-то беспокоит, в каком конкретно виде. А генерал Рутвен предложил удвоить это вознаграждение.
— Значит, предложил десять тысяч долларов?
— Да, десять тысяч.
— Ну и скряга.
— По последней оценке, старик Рутвен стоит двести восемьдесят пять миллионов долларов. Он мог бы, — рассудительно сказал Яблонский, — отвалить и побольше. Например, пятнадцать тысяч. Что для него пятнадцать тысяч?
— Продолжайте, — серые глаза девушки блестели.
— А свою дочку папаша сможет вернуть за пятьдесят тысяч долларов, — холодно сказал Яблонский.
— За пятьдесят тысяч, — задыхаясь, проговорила она. Если бы Мэри была бедна так же, как я, то можно было бы понять, отчего у нее перехватило дыхание. Но она же сидела на куче денег!
Яблонский кивнул:
— Итак, пятьдесят тысяч за вас плюс пятнадцать тысяч, которые получу за выдачу Тальбота, как подобает любому добропорядочному гражданину.
— Кто вы? — дрожащим голосом спросила девушка. Казалось, она на пределе нервного напряжения. — Что вы за человек?
— Человек, который хочет — минуту, сейчас я досчитаю — который хочет отхватить шестьдесят пять тысяч долларов.
— Но это шантаж!
— Шантаж? — Яблонский вопросительно поднял брови. — Не очень-то вы знаете законы, крошка. Так вот, выражаясь языком закона, шантаж — это взятка за молчание, это деньги, выплаченные за то, чтобы купить себе безопасность, деньги, полученные в результате угрозы сообщить людям какие-то постыдные тайны человека. Вот что такое шантаж. Разве у генерала Рутвена есть какие-либо постыдные тайны? Сомневаюсь. Можно сказать, что шантаж — это требование выплатить деньги, прибегнув к угрозам. А где вы видите угрозу в данном случае? Я ведь не угрожаю вам. Если старик откажется выплатить выкуп, я просто уйду и оставлю вас наедине с Тальботом. И кто же посмеет обвинить меня? Я боюсь Тальбота. Он — опасный человек. Он — убийца.
— Но… но, в таком случае вы вообще ничего не получите…
— Свое получу, — усмехнулся Яблонский.
Я попробовал представить этого человека взволнованным или неуверенным в себе. Это было невозможно.
— Пригрожу старику, и он не станет рисковать своим детищем. Заплатит все до копейки, как миленький!
— Но киднепинг — преступление, — медленно произнося слова, сказала девушка.
— А кто это отрицает, — радостно согласился Яблонский. — За киднепинг полагается электрический стул или газовая камера. Именно такая смерть и ждет Тальбота. Ведь похитил-то вас он, а не я. Что касается меня, то я только брошу вас здесь. А это не киднепинг, — голос его стал жестче. — В каком отеле остановился ваш отец?