— Папа? Папа! Да, да, это я, конечно, это я. О, папа, я никогда не думала…
— Поговорили и хватит, — Яблонский закрыл своей большой квадратной, коричневой от загара рукой микрофон и отобрал у девушки трубку.
— Вы удовлетворены, генерал Блер? Ни какого обмана, не так ли?
Наступила короткая пауза, затем Яблонский широко, во весь рот улыбнулся.
— Благодарю вас, генерал Блер. Нет, гарантии меня не беспокоят. Слово генерала Рутвена всегда было самой надежной гарантией. — Какое-то время Яблонский внимательно слушал генерала, затем заговорил снова, со злобной насмешкой смотря на Мэри Рутвен. И эта злобная насмешка резко контрастировала с доверительностью и искренностью, звучащими в его голосе. — Что тут говорить, вы ведь прекрасно знаете: если решите обмануть меня и вызовете полицию, то дочь вам этого никогда не простит… Волноваться, что я не приеду, нет оснований. У меня достаточно причин, чтобы быть пунктуальным, пятьдесят тысяч баксов на дороге не валяются.
Яблонский повесил трубку.
— По коням, Тальбот. Нас ждет высшее общество.
— Ясно, — не двигаясь, сказал я. — Нас ждет встреча, после которой ты передашь меня в полицию и отхватишь пятнадцать тысяч долларов?
— Именно так. А почему бы и нет?
— Потому что я могу выложить тебе двадцать тысяч.
— Да? — он изучающе посмотрел на меня. — А они у тебя при себе?
— Не будь дураком. Дай мне неделю, а может, и того меньше, и…
— Нет, лучше синица в руках, чем журавль в небе. Таков мой принцип. Ну, пошли! Похоже, что этой ночью нам будет не до сна.
Он разрезал веревку на моих руках, и мы вышли наружу через гараж. Яблонский держал девушку за руку, а его маузер находился в метре от моей спины. Я не видел маузера, но мне это было ни к чему: я знал, что пистолет нацелен мне в спину.
Наступила ночь. С северо-запада дул резкий морской ветер, доносящий запах водорослей. Холодные, тяжелые капли дождя, разлетаясь на мириады брызг, громко стучали по шелестящим, сгибающимся под их тяжестью листьями пальм и, отскакивая от них, падали прямо на нас. До того места, где Яблонский оставил свой «Форд» у центрального здания мотеля, было меньше ста метров, но, одолев эти сто метров, мы промокли до нитки. Стоянка в этот ливень была пустынна, но Яблонский поставил свой автомобиль в самый темный угол. Он был предельно осторожен.
Яблонский открыл обе боковые дверцы "Форда" с одной стороны.
— Садитесь первой, леди. Впереди на пассажирское сиденье. А ты, Тальбот, за руль.
Как только я сел, он захлопнул дверь. Потом сел на заднее сиденье, закрыл свою дверь и тут же больно уперся маузером в мою шею:
— Сворачивай на шоссе и жми на юг.
Мне каким-то чудом удавалось нажимать на нужные кнопки. Проехали пустынную территорию мотеля и повернули направо…
— Дом старика находится как раз у съезда с шоссе? — обратился Яблонский к девушке. — Я правильно его понял?
— Да.
— А можно ли проехать туда другой дорогой? Может быть, можно подъехать к дому с окраины или проехать к нему проселочной дорогой?
— Да. Можно сделать круг по городу и…
— Ясно, — перебил ее Яблонский. — Поедем кратчайшей дорогой, по шоссе. Буду действовать как и Тальбот, когда он приехал в город. Очень разумно, ведь никому бы и в голову не пришло искать его ближе чем в восьмидесяти километрах от Саус-Венис.
Мы ехали по городу в гробовом молчании. Дорога была почти пустой. Пешеходов не было вовсе. Я дважды останавливался на красный перед светофорами, и оба раза маузер немедленно вонзался в мою шею. Мы сами не заметили, как выбрались из города. Дождь плотной завесой заслонял все вокруг, низвергая с неба каскады обильных потоков и немилосердно барабаня по крыше и брезентовому верху машины. Это очень напоминало езду под водопадом. Стеклоочистители не могли справиться с потоками воды, заливающими стекла, но они ведь и не были предназначены для работы под водопадом. Мне ничего другого не оставалось, как снизить скорость до тридцати километров в час, но даже при такой скорости я не мог разглядеть, что делается на дороге, особенно когда меня ослепляли фары встречных машин, отбрасывающие туманный расплывчатый свет на залитое потоками воды лобовое стекло. Эта слепота усугублялась тем, что проносившиеся мимо машины поднимали тучи брызг, образуя мощную волну, которой позавидовал бы любой эсминец.