— Боюсь, что не понимаю вас, сэр.
— Ага, «сэр»! Это уже хорошо! Что в библиотеке тюрьмы «Алькатрас» есть книга о манерах дворецких? Еще ключ, дружок, от двери из комнаты Толбота в коридор.
Дворецкий нахмурился, отдал третий ключ и ушел, с силой хлопнув дверью. Не знаю, какую книгу о манерах дворецких он читал, но он явно пропустил в ней указание как вежливо закрывать двери, хотя, конечно, такую массивную дверь нелегко закрыть.
Яблонский усмехнулся, запер дверь, стараясь производить как можно больше шума, задернул шторы и быстро проверил нет ли в стенах глазков. Потом он подошел ко мне. Раз пять-шесть он врезал своим огромным кулаком по здоровенной своей ладони, размахнувшись, ударил ногой в стену и опрокинул кресло с грохотом, от которого в комнате все затряслось. Потом так, чтобы было слышно в коридоре сказал:
— Это всего-навсего тебе маленький урок, чтобы ты и не пытался выкинуть какие-нибудь фокусы, подобные тому, который ты выкинул с Ройялом. Стоит тебе только пошевелить пальцем, и тебе покажется, что на тебя свалился небоскреб.
После этого в комнате наступила мертвая тишина, но в коридоре за дверью тишина не была такой уж полной. Из коридора слышалось затрудненное свистящее дыхание дворецкого, с трудом вырывающееся из его перебитого носа. Дворецкому поручили совсем не подходящую для него работу. Он потоптался там, потоптался, и только когда он удалился подальше, стало казаться, что его там нет.
Яблонский вытащил ключ, тихо отомкнул наручники и положил их в карман, затем так сильно потряс мне руку, будто хотел сломать все до единого пальца. По крайней мере, у меня было такое ощущение. Но несмотря на это, я улыбался во весь рост с таким же удовольствием, с каким улыбался мне в ответ Яблонский. Мы закурили и молча стали тщательно, как зубной щеткой, прочесывать обе комнаты в поисках потайных подслушивающих устройств. Комнаты были нашпигованы ими до отказа.
Ровно через сутки я влез в «шевроле-корветт» — тот самый автомобиль, украденный мною днем раньше, когда я захватил в заложницы Мэри Рутвен. В замке зажигания торчал ключ. Автомобиль стоял в трехстах метрах от ворот генеральской виллы. От ливня, бушевавшего накануне, не осталось и следа. Небо было голубое и чистое весь длинный день. Этот день показался мне невероятно длинным. Лежать полностью одетым и прикованным наручниками к железной кровати в то время, как все окна в комнате, выходящей на юг, плотно закрыты и температура достигает чуть ли ни сорока по цельсию в тени, — это, скажу я вам, не шутка! При такой жаре хорошо себя чувствовать могла бы только черепаха с Галапагосских островов. Мне такие условия не подходили, и я был похож на вялого подстреленного кролика. Меня продержали в комнате-душегубке целый день. Яблонский приносил еду и вскоре после обеда отвел меня к генералу, Вилэнду и Ройялу, чтобы они отметили для себя, какой он надежный сторожевой пес, и чтобы увидели, что я относительно цел и невредим. Именно относительно! Чтобы усилить это впечатление, я налепил на щеку кусочки пластыря и хромал в два раза сильнее.
Ройялу не требовались такие меры, чтобы показать, что и он побывал в бою. К тому же трудно было бы найти такой широкий пластырь, чтобы скрыть длинный синяк у него на лбу. А его правый глаз был такого же сине-багрового цвета, что и ссадина, и к тому же он совершенно заплыл. Да, неплохо я отделал Ройяла! И я знал, что несмотря на то, что в его здоровом глазу снова было выражение пустоты и отрешенности, он не успокоится до тех пор, пока не отправит меня на тот свет. Теперь это станет его постоянной заботой.
Ночной воздух был прохладен и приятно холодил кожу. В нем чувствовался аромат моря. Я откинул брезентовый верх машины и поехал на юг, откинув голову назад и склонив ее к плечу, как можно ближе к краю лобового стекла, чтобы свежий воздух прогнал последние остатки сна. Мой разум был вялым и одурманенным не только из-за жары, но также потому, что я проспал слишком много в этот полный неопределенности день. Я переспал и теперь расплачивался за это. Но, с другой стороны, ведь мне предстоит бессонная ночь.
Пару раз вспомнил Яблонского. — Черноволосый, улыбающийся гигант с загорелым лицом и добродушной улыбкой сейчас сидит в своей комнате на втором этаже, усердно и торжественно охраняя мою опустевшую спальню, и ключи от всех трех дверей лежат у него в кармане. Дубликаты этих ключей лежат в моем кармане, их Яблонский сделал сегодня утром, когда уходил на прогулку в Саус-Венис. Да, у него сегодня утром дел было хоть отбавляй.
Я перестал думать о Яблонском. Он прекрасно и сам позаботится о себе. Он сумеет это сделать лучше, чем все, кого я знал. На предстоящую ночь у меня и своих забот было предостаточно.