Я трижды резко дернул за шнур и уже через три минуты был на борту «Металена». Меня втянули на борт с такой быстротой и так бесцеремонно, словно мешок с углем. Я не успел еще снять акваланг, как капитан Зеймис рявкнул, чтобы отдали швартовые, переключил двигатель на полную мощность и резко повернул руль. «Метален» яростно рыскал и кренился, потом повернувшись кормой к ветру, направился к берегу.
Через десять минут я стащил с себя гидрокостюм, вытерся полотенцем, оделся и уже приканчивал второй стакан бренди, когда в каюту вошел капитан Зеймис. Он улыбался. То ли был доволен, что я не подвел его, то ли от облегчения. Так я и не понял, почему он улыбался. Может быть, он улыбался потому, что все опасности остались позади? Надо сказать, «Метален», несмотря на бушующее море, уверенно шел по курсу. Капитан плеснул себе в стакан немного бренди и заговорил со мной впервые с тех пор, как меня втащили на борт:
— Вам повезло, вы добились успеха?
— Да, — я подумал, что этот короткий ответ прозвучал нелюбезно и добавил: — Мне повезло благодаря вам, капитан Зеймис.
Он просиял:
— Вы очень добры, мистер Тальбот, и я счастлив. Только благодарить надо не меня, а нашего доброго друга, который смотрел на нас с небес, оберегая всех тех, кто отлавливает морскую губку, и всех тех, кто находится в море.
Капитан зажег спичку и поднес ее к фитилю наполненной маслом керамической лампады, выполненной в виде лодочки и стоящей перед застекленной иконкой святого Николая.
Я кисло смотрел на него, уважая его набожность, понимая его чувства, но думая, что он мог бы зажечь свою лампадку и пораньше.
Глава 6
Ровно в два часа ночи капитан Зеймис причалил к деревянной пристани, от которой «Метален» ушел в море всего несколько часов назад. Небо потемнело, и наступила такая тьма, что стало невозможно отличить землю от моря. Дождь громко барабанил вверху по палубе. Я должен был уходить, и уходить немедленно, чтобы незамеченным пробраться в дом. Мне предстоял длинный разговор с Яблонским. Надо также высушить одежду: мой багаж все еще находился в мотеле «Контесса». Имелся только один костюм, который и был сейчас на мне. Надо было до наступления утра высушить его. Я не мог рассчитывать, что никого не увижу до вечера, как это было вчера. Генерал сказал, что уведомит меня, какую работу приготовил, через тридцать шесть часов: это время истекало сегодня в восемь часов утра.
Я попросил у Эндрю его зюйдвестку — рыбацкую штормовку, длинную непромокаемую накидку с капюшоном — в такие дождь и ветер в мокром костюме можно было простудиться. Натянув зюйдвестку поверх костюма, обнаружил что она мне маловата, появилось ощущение, что на мне смирительная рубашка. Я пожал всем руки, поблагодарил за все, что они для меня сделали, и ушел.
В два пятнадцать, после короткой остановки у телефонной будки, я поставил машину туда, откуда ее взял, и затопал по грязной дороге в направлении дома генерала. Тротуара на обочине не было — люди, живущие здесь, не нуждались в нем. Размытые дождем канавы превратились в небольшие речки, наполненные грязной водой, которая переливалась на дорогу. Мои ботинки полностью утопали в этом месиве, а их тоже надо высушить к утру.
Я миновал парадный въезд со сторожкой, где жил шофер, вернее, где он жил согласно моим представлениям. Там все было ярко освещено, и кроме того, ворота могли быть снабжены звуковой сигнализацией, срабатывающей при дополнительной весовой нагрузке. Я уже знал, что живущие в этом доме способны на любые ухищрения.
В тридцати метрах от парадного въезда я протиснулся сквозь едва заметную дыру в великолепной, густой, высотой в два с половиной метра живой изгороди, окружающей земельные владения генерала. Менее чем в двух метрах за этой великолепной живой изгородью находилась такая же великолепная, высотой в два с половиной метра стена с битыми стеклами. Осколки были зацементированы в верхний край стены, гостеприимно приглашая проникнуть внутрь.