Теперь слух был бессилен помочь. Ветер, усиливаясь, свистел в ушах, вершины деревьев под его порывами раскачивались и шелестели, дождь стучал по листьям и земле. Даже если бы кто-то, ничего не опасаясь, беззаботно прошел в трех метрах от меня, шагов я не услышал бы. Так я простоял минут сорок пять. Мое зрение полностью адаптировалось к темноте, и внезапно в десяти метрах от себя я уловил какое-то движение.
Я уловил это движение, хотя его никоим образом нельзя было назвать неосторожным. Кто-то целеустремленно шел вперед. Внезапный яростный порыв ветра и дождя привел к тому, что терпение этой тени, появившейся из-под укрытия ближайшего дерева, кончилось, и она бесшумно двинулась к дому. Если бы я не наблюдал, не вглядывался в темноту воспаленными от напряжения глазами, я бы ничего не заметил, потому что, конечно, ничего бы не услышал. Но я не пропустил ее, эту тень, движущуюся бесшумно, как и положено тени. Крадущийся в темноте человек был смертельно опасен. Это был Ройял. Слова, которые он произнес, чтобы успокоить Лэрри, были блефом, рассчитанным на то, что их услышит кто-то притаившийся. Ройял тоже, конечно, слышал шум и насторожился. Но он, видимо, все же сомневался, что в сад проник посторонний. Если бы Ройял был уверен в этом, он оставался бы в засаде всю ночь, ожидая момента, чтобы нанести удар, смертельный удар . Я подумал, что произошло бы, если я вместо того, чтобы оставаться под укрытием деревьев, вышел бы после того, как эта троица удалилась, взял бы лопату и начал раскопки. И меня затрясло еще сильнее. Я словно бы видел себя, видел, как я наклонился над ямой, видел, как ко мне подкрался Ройял, и видел пулю, всего одну медно-никелевую маленькую пулю, выпущенную из револьвера 22-го калибра и вонзившуюся мне в затылок.
И все же я знал, что должен войти в сарай, взять лопату и расследовать, что произошло. Сейчас для этого было самое подходящее время. Потоки дождя, темная, как могила, ночь. Ройял едва ли явится в сад снова, хотя я не мог побиться об заклад, что этот человек с проницательным дьявольским умом не придет сюда вторично. Но даже если это произойдет, то ему потребуется минут десять, чтобы, после яркого света в доме, его глаза адаптировались к темноте, и он смог двигаться. Было очевидно, что фонарем он не воспользуется — если Ройял считает, что в огород проник посторонний, который видел, как они что-то закапывали, но стоял, притаившись, то расценит этого постороннего как человека осторожного и опасного, и не воспользуется фонарем хотя бы по той причине, что может стать мишенью и получить пулю. Ведь Ройял не знает, что я безоружен.
Десяти минут мне вполне хватит на то, чтобы все разведать. Поскольку закапывать на огороде что-либо надолго нелепо, а значит зарыли не глубоко. Тем более, что ни Лэрри, ни дворецкий не похожи на людей, которым доставляет удовольствие орудовать лопатой, и, следовательно, яма, которую они вырыли, ни на один сантиметр не будет глубже, чем этого требует необходимость. Я оказался прав. Нашел в сарае лопату, а потом место в огороде, где копали яму. С той минуты, как я вошел через калитку, до той минуты, когда, отбросив сантиметров десять земли, обнаружил ящик из сосновых досок, прошло не более пяти минут. Дождь, барабанящий по моей согнутой спине и по крышке ящика, был таким сильным, что через минуту на крышке не осталось никаких следов земли. — Ящик лежал под небольшим углом, и грязная вода стекала с него. Я осторожно, прикрывая его рукой, включил фонарик и осветил крышку. — Ни пометок, ничего, что указывало бы на содержимое. На концах ящика — веревочные ручки. Я, спрятав фонарик в карман, ухватился за одну из ручек и попытался приподнять ящик. Он был длиной около двух метров и такой тяжелый, словно набит кирпичами. И все же я мог бы сдвинуть ящик с места, но земля вокруг ямы настолько пропиталась водой, что ноги мои скользили и погружались в жидкую и мягкую массу, так что я сам, в конце концов, чуть не угодил в яму .
Я снова включил фонарик, и внимательнее осмотрел крышку. — Единственное, что мешало открыть крышку ящика, пара гвоздей с каждой ее стороны. Спрятав фонарик, я сунул лезвие лопаты под крышку. Гвозди жалобно заскрипели, словно протестуя. Оторвав один конец крышки, я приподнял ее и посветил внутрь.