Переложив фонарик в левую руку, а пистолет в правую, я обшарил фонариком всю комнату. Окно было задернуто плотными красными шторами. Я подошел к двери, включил верхний свет, посмотрел на пистолет и снял его с предохранителя. Щелкнуло громко, отчетливо. — Дело сделано.
— Значит, у вас не было пистолета? — сказал Кеннеди.
— Зато теперь есть.
— Он не заряжен.
— Не рассказывайте мне сказок, — устало сказал я. — Неужели вы держите его под подушкой только для того, чтобы украсить простыню пятнами машинного масла? Если бы пистолет был не заряжен, вы набросились бы на меня и раздавили бы, как клопа.
Я оглядел комнату. Чисто мужское жилище, не перегруженное мебелью, уютное. Хороший ковер, хотя ему далеко до ковра ручной работы в библиотеке генерала, пара кресел, стол со скатертью из восточной ткани, кушетка и буфет со стеклянной дверцей. Я подошел к буфету, открыл дверцу, вытащив бутылку виски и пару стаканов, взглянул на Кеннеди:
— С вашего разрешения. Вы не желаете?
— Странный вы человек, — холодно отказался Кеннеди.
Его тон не остановил меня, и я налил себе виски. Большую порцию. Мне это было необходимо. По вкусу оно было таким, каким ему и полагалось быть, хотя виски соответствующего качества попадается довольно редко. Я наблюдал за Кеннеди, а он — за мной.
— Кто вы, дружище? — спросил он.
Я совсем забыл, что моего лица почти не было видно, и, откинув капюшон зюйдвестки, снял превратившуюся в тряпку шляпу. Мокрые волосы прилипли к голове, но от этого они, вероятно, не казались менее рыжими, чем сухие. Рот Кеннеди сжался в узкую линию. По выражению его глаз я понял, что он узнал меня.
— Тальбот, — медленно проговорил он. — Джон Тальбот. Убийца.
— Вы правы, — согласился я. — Убийца.
Он сидел, не двигаясь, и наблюдал за мной. Скорее всего, в голове его пронесся рой самых разнообразных мыслей, но ни одна из них не нашла отражения на лице — бесстрастном лице индейца. Его выдавали только карие умные глаза: они не могли полностью скрыть его враждебности ко мне и холодной ярости, проглядывающей из их глубин.
— Что вам надо, Тальбот? Что вы здесь делаете? Зачем вернулись. Не знаю, с какой целью они заперли вас в доме с вечера вторника. Но вы сбежали так ловко, что вам не пришлось пришить при этом кого-то, иначе мне было бы известно об этом. Может быть, они не знают о побеге? Скорее всего, так. До данного момента я тоже этого не знал, но сейчас я в этом уверен, так как от вас пахнет морем и на вас рыбацкая зюйдвестка. Вы долго не были под крышей, ведь даже простояв полчаса под водопадом, не смогли бы промокнуть сильнее. И все же вернулись. Убийца, человек, которого разыскивает полиция. Весь этот спектакль чертовски подозрителен и непонятен.
— Да, все чертовски запутано, — согласился я. Виски было отличным и, впервые за многие часы, я почувствовал, что наполовину возвратился к жизни. Он был очень неглупым, этот шофер, и соображал трезво и быстро. Я снова заговорил.
— Этот спектакль так же запутан и противоестествен, как и то, что вы работаете в подобном месте.
Он промолчал, но я и не ожидал ответа. Будь на его месте, я тоже не стал бы тратить время на то, чтобы обсуждать своих хозяев и их дела со случайно оказавшимся в доме убийцей. Я решил разговорить его по другому:
— Эта смазливая генеральская дочка, мисс Мэри, очень смахивает на девицу легкого поведения, не правда ли?
Попадание в самую точку! Он вскочил с кровати, глаза загорелись яростью, руки сжались в тяжелые, как гири, кулаки. Он уже почти подбежал ко мне, когда увидел направленный ему в грудь пистолет.
— Хотел бы я посмотреть, как вы повторили бы свои слова, Тальбот, если бы в руке не было этой пушки, — тихо сказал он.
— Вот так-то лучше, — усмехнулся я и одобрительно посмотрел на него. — Наконец-то вижу у вас какие-то признаки жизни, и они совершенно явно свидетельствуют о том, что вы иного мнения о девушке. Реакция человека может сказать больше, чем слова. Если бы я спросил, какого вы мнения о мисс Мэри Рутвен, вы или вообще не проронили бы ни слова, или послали бы меня ко всем чертям. Я тоже не считаю мисс Мэри девицей легкого поведения. Более того, я знаю, что она не такая. Я считаю ее милым ребенком, очень хорошей девушкой.
— Конечно считаете, — в голосе зазвучали горькие нотки, но в глазах я впервые уловил нечто похожее на удивление. — И именно поэтому вы напугали ее до смерти в то утро.
— Весьма сожалею об этом, искренне сожалею. Но поверьте, у меня не было другого выхода, Кеннеди. Не было выхода, хотя совершенно не по той причине, которую принимаете в расчет лично вы, или любой из банды убийц, находящейся в этом доме, — я допил свою порцию виски, посмотрел, на него долгим пристальным взглядом и бросил ему пистолет.