Я уже не улыбался. Понизив голос, спросил:
— Откуда они узнали об этом? Насколько я понял, человек, следивший за Яблонским, исчез, ведь так?
— За Яблонским следили три человека. Двоих из них он не заметил…
Я устало кивнул:
— И что было потом?
— Яблонский пошел на почту. Я сама видела, как он вошел внутрь, когда отец и я ехали в полицию. — Папа настоял, чтобы я показала в полиции, будто вы меня высадили на дороге и я вернулась домой на попутной машине. Так вот, Яблонский взял пачку телеграфных бланков, зашел в кабину, заполнил бланк и отправил телеграмму. Один из людей Вилэнда, дождавшись ухода Яблонского, взял блокнот, оторвал бланк, следующий после телеграммы Яблонского, и принес его сюда. Из разговора Вилэнда и Ройяла я поняла, что Вилэнд обработал этот листок каким-то порошком и держал его под светом лампы.
Значит, даже Яблонский мог совершить оплошность! Но будь на его месте, я совершил бы то же самое, сделал точно такую же ошибку. Обнаружив слежку и обезвредив человека, который следил за мной, я бы подумал, что теперь все в порядке, и успокоился бы. Да, Вилэнд — человек умный и предусмотрительный, возможно, он перехитрил бы и меня. Я спросил девушку:
— Вы слышали что-нибудь еще из их разговора?
— Совсем немного. Из услышанного я поняла, что они смогли восстановить почти весь текст, но он был зашифрован, — она внезапно замолчала, облизнула пересохшие губы и продолжила: — Кроме адреса.
Я пересек комнату и остановился рядом с ней. Я знал ответ на свой следующий вопрос, но должен был задать его девушке: — И какой же был адрес?
— Мистеру Д. С. Куртину, Федеральное бюро расследований. Больше ничего мне не удалось услышать, так как кто-то шел по коридору, и я выскользнула из комнаты в боковую дверь. Именно из-за этого я и пришла. Мне кажется, что ему угрожает серьезная опасность, мистер Тальбот. Я должна была предупредить мистера Яблонского.
Последние пятнадцать минут я ломал голову над тем, как сообщить ей новость о Яблонском, и теперь, наконец, решился.
— Вы опоздали, — я не хотел, чтобы голос мой звучал резко и холодно, но он был именно таким. — Яблонский мертв. Убит.
После того, как ушла заплаканная, подавленная Мэри, которая неохотно дала мне обещание, что наш разговор она сохранит в тайне даже от отца, я сел и тщательно все обдумал. Мои мысли до сих пор кружились по замкнутому кругу, и я так глубоко увяз в своих размышлениях, что уже не видел просвета. Именно в то время, когда голова вообще отказалась работать, меня, как молния, озарила яркая вспышка, блеснувшая в мрачной безысходности рассуждений: ослепительно яркая вспышка то ли интуиции, то ли здравого смысла. С тех пор, как попал в этот дом, я почувствовал такое озарение впервые. В течение получаса сидел и все обдумывал. Потом взял листок тонкой бумаги и на одной его стороне написал длинное послание. Свернул бумагу несколько раз, пока она не превратилась в узенькую полоску, запечатал ее клейкой лентой и, написав домашний адрес судьи Моллисона, спрятал ее на шее под галстуком и опустил воротник рубашки. Теперь моей записки совершенно не было видно. У них не было никаких оснований меня обыскивать, и я надеялся, что они не станут это делать.
Они пришли за мной в восемь утра, Ройял и Валентино.
Я был полностью одет, если не считать пиджака, и был прикован к изголовью кровати наручниками. Ключ от них я выбросил вместе с тремя ключами-дубликатами, после того, как запер все двери.
Когда они пришли за мной, я провел в постели не более часа, и не вздремнул ни на минуту.
Услышав, что дверь отпирают ключом, притворился крепко спящим. Кто-то грубо встряхнул меня за плечо.
Я не прореагировал. Он встряхнул меня снова. Я пошевелился. Сочтя этот прием малоэффективным, он перестал трясти меня и сильно ударил ладонью по лицу. Достаточно. Надо во всем знать меру. Я застонал, заморгал глазами, сморщился, словно от боли, и приподнялся, потирая свободной рукой лоб.
— Вставайте, Тальбот, — если не считать верхней левой стороны его лица, где красовался всеми цветами заходящего солнца синяк, Ройял выглядел как обычно и казался спокойным и уравновешенным. Видимо, он прекрасно отдохнул: еще один мертвец не потревожил его совести и не лишил сладких сновидений. Я с удовольствием увидел, что рука Валентино все еще болтается на перевязи. — Это обстоятельство облегчало мою задачу превратить его в бывшего телохранителя мисс Мэри.