— Целых два часа в нашей комнате он пытался вспомнить старый код Федерального бюро, а потом настрочил текст телеграммы с предложением представить весьма интересную информацию о генерале Рутвене и его сомнительных делишках, в обмен на возможность предоставить ему для изучения досье на некоторых людей. Каким же я был идиотом, решив, что он действительно намерен действовать подобным образом!
— А вы, случайно, не запомнили фамилию человека, которому была адресована телеграмма?
— Нет.
— Лучше вспомните ее, Тальбот. Тогда вам, возможно, удастся купить то, что очень дорого для вас, — жизнь.
Я бессмысленными глазами посмотрел на него и потом уставился в пол. В конце концов, не поднимая глаз, я сказал:
— Катин, Картин, Куртин… Да, именно так — Куртин Д. С.
— И все, что он предлагал, — это информация, если его условия будут соблюдены?
— Да, только информация.
— Знаете, Тальбот, только что вы купили себе жизнь.
Это уж точно, я купил себе жизнь. Я заметил, что Вилэнд не уточнил, на какой срок мне позволят сохранить ее. Может, всего на сутки. Все зависело от того, как пойдет работа. Но мне это было безразлично. То удовлетворение, которое я получил, раздавив руку Валентино, было ничто по сравнению с радостью, которую испытывал теперь: они клюнули на историю, рассказанную мной, заглотнули и крючок, и леску, и грузило. В сложившихся обстоятельствах, если карты разыграны точно, они неизбежно должны были попасться на крючок. Я разыграл свои карты абсолютно правильно. С точки зрения их представления обо мне я не мог придумать такую историю. Они не знали и не могли знать, что мне известно о смерти Яблонского, и о том, что вчера они выследили его и расшифровали адрес на телеграмме. Они не знали, что прошей ночью я был в огороде, что Мэри подслушала их разговор в библиотеке и что она приходила ко мне в комнату. Если бы они сочли меня во всем сообщником Яблонского, то застрелили бы меня, не мешкая. Сейчас у них нет намерения застрелить меня, но кто знает, сколь долго это может продлиться. Скорее всего, недолго, но, возможно, мне хватит этого.
Я заметил, что Вилэнд и Ройял переглянулись. Один едва заметно мигнул, другой слегка пожал плечами. Да, оба они были преступниками хладнокровными, жестокими, расчетливыми и опасными. Последние двенадцать часов они, должно быть, прожили, предвидя возможность того, что агенты Федерального бюро расследований в любую минуту схватят их за горло, но держались, как ни в чем не бывало. Интересно, как бы они себя вели, если бы знали, что агенты Федерального бюро следят за ними вот уже три месяца?
— Итак, джентльмены, есть ли необходимость в дальнейшей проволочке? — Генерал вступил в разговор впервые, но несмотря на все его спокойствие, где-то глубоко скрывалось предельное напряжение. — Давайте покончим с этим. Погода быстро ухудшается. Предупредили, что надвигается ураган. Надо отправляться, немедля.
Что касалось погоды, то генерал был прав. С одной маленькой оговоркой: она уже была достаточно плохой. Ветер уже не стонал, он продолжительно завывал на высоких нотах, прорываясь сквозь раскачивающиеся ветви дубов. Вопли ветра сопровождались то возобновляющимися, то утихающими ливнями, короткими, но на удивление интенсивными. Низкие тучи становились все более черными. Я посмотрел на барометр — стрелка ползла вниз, что не предвещало ничего хорошего. Окажемся ли мы в эпицентре урагана или он пройдет стороной? Если окажемся у него на пути, то он нагрянет часов через двенадцать. А возможно, и гораздо раньше.
— Еще минута, и мы едем, генерал. Все готово. Петерсен уже ждет, — сказал Вилэнд.
Интересно, кто такой Петерсен? Можно предположить, что летчик, управляющий вертолетом.
— Два быстрых перелета, и все мы через час с небольшим будем на месте. И Тальбот сможет приступить к делу.
— Кто это все? — спросил генерал.
— Вы, я, Ройял, Тальбот, Лэрри и, конечно, ваша дочь.
— Мэри? Неужели необходимо, чтобы и она летела с нами?
Вилэнд промолчал. Он даже не прибег к своему излюбленному трюку и не приподнял бровь, только пристально посмотрел на генерала. Еще пять секунд или чуть больше, и руки генерала бессильно разжались, плечи опустились. Все было понятно без слов.
В коридоре послышались быстрые легкие шаги, и в открытую дверь вошла Мэри Рутвен. На ней был лимонного цвета костюм, состоящий из юбки и жакета, под которым виднелась зеленая открытая блузка. Под глазами у нее были темные круги, она казалась бледной и утомленной, и я подумал, что она просто удивительная девушка. Сзади нее стоял Кеннеди, но он, соблюдая приличия, остановился в коридоре. В руке — шляпа. На лице — отсутствующее выражение отлично вышколенного семейного шофера, ничего не видящего и не слышащего. Ярко-бордовый костюм и блестящие высокие кожаные ботинки. Я, как бы бесцельно, направился к двери, ожидая, что Мэри сделает то, о чем мы с ней договорились менее двух часов тому назад, перед тем, как она вернулась в свою комнату.