— Да, с ней все в порядке, — устало сказал я. — Идите и убедитесь в этом своими глазами. Действительно, вам пора уходить, Кеннеди. Они могут явиться с минуты на минуту.
— Хорошо, — пробормотал он. — Генерал сказал, что у меня есть полчаса… да, эти полчаса уже подходят к концу. Вы… вы уверены, что с ней все в порядке?
— Конечно, уверен, — раздраженно ответил я, и тут же пожалел о своем тоне. Зря я так с хорошим человеком. И, исправляя свою ошибку, улыбнулся ему. — Никогда в жизни я еще не встречал шофера, который бы так тревожился за свою хозяйку.
— Ладно, ухожу. — У него пропало настроение шутить и улыбаться. Он взял свою кожаную записную книжку, лежащую рядом с моими бумагами на столе, и сунул ее во внутренний карман. — Чуть было не забыл о ней. Будьте добры, отоприте дверь и посмотрите, свободен ли путь.
Я открыл дверь, увидел, что в коридоре никого нет и кивнул ему. Он схватил за руки Ройяла, перетащил его через порог и бесцеремонно бросил в коридоре рядом с опрокинутым креслом. Ройял зашевелился и застонал. В любую секунду он мог очнуться.
Пару секунд Кеннеди смотрел на меня, подыскивая слова, затем легонько похлопал меня по здоровому плечу.
— Желаю удачи, Тальбот, — пробормотал он. — Господи, как бы я хотел быть рядом с вами.
— Да, это было бы неплохо, — растроганно сказал я. — Но переживать особо не стоит, осталась сущая ерунда, — Сам я отнюдь так не думал и Кеннеди это знал. Но, что поделаешь — традиция.
Я зашел в кабинет, закрыл дверь и услышал как Кеннеди, повернув ключ, оставил его в замке Я прислушался, но не услышал его шагов: для такого крупного мужчины он был столь же бесшумен, сколь и быстр.
Теперь, когда я остался один и заняться мне было по сути нечем, боли начали мучить меня с удвоенной силой. Попеременными приступами накатывали боль и тошнота. Они накатывали как волны, словно приливы и отливы. Я чувствовал то возвращение, то потерю сознания. Господи, как хорошо было бы бросить все и забыться, но я не имел на это права. Я готов был отдать многое за один обезболивающий укол, который помог бы продержаться следующий час. Я даже обрадовался, когда менее чем через две минуты после ухода Кеннеди услышал приближающиеся к двери шаги. — Да, мы точно рассчитали время. Затем чей-то возглас, потом шаги прешли в в бег.
Я включил настольную лампу, выключил верхний свет, подошел к столу, сел на стул и взял карандаш. Установил настольную лампу так, чтобы свет падал на мою писанину, оставляя лицо в глубокой тени. Возможно, мой рот пока не распух, как сказал Кеннеди, но я не хотел рисковать.
В замке заскрежетал ключ, дверь распахнувшись от удара ноги, с грохотом врезалась в переборку. И в комнату, размахивая пистолетом, ворвался бандит, того же типа,что и Кибатти, но раньше я его не видел. Видимо насмотрелся голливудских фильмов — там так открывают двери в подобных ситуациях. Если при этом повреждалась дверь, или облицовка стены, то какая ерунда. — Оплачивать ремонт будет владелец помещения, такая уж у него судьба.
В данном случае, так как дверь была стальная, все, что он повредил, — его собственный большой палец на ноге. И не нужно быть знатоком человеческой натуры, чтобы понять, что больше всего в мире в эту минуту ему хотелось разрядить в кого-нибудь свой пистолет. Единственным человеком, которого он увидел, был я — с карандашом в руке и мирным вопрошающим выражением лица. Глянув с сожалением на меня, он оглянулся и приглашающе кивнул кому-то в коридоре.
В комнату вошли Вилэнд и генерал, ведя под руки, почти неся, Ройяла, наполовину пришедшего в сознание. Мое сердце успокоилось, когда я увидел, как тяжело он опустился в кресло. Пару ночей тому назад я, а Кеннеди — сегодня отменно поработали: шрам на его лице был не только самым длинным из тех, что мне приходилось видеть, но и самым живописным, так как был окрашен почти всеми цветами радуги, как полотно художника-мариниста, написанное в сине-фиолетово-багрово-желтых тонах. Я сидел за столом и с пристрастным интересом думал о том, останется ли этот шрам на лице Ройяла, когда он сядет на электрический стул. Я склонен был думать, что останется. После убийства Яблонского я не мог беспристрастно думать о Ройяле.
— Выходили ли вы из этой комнаты сегодня вечером, Тальбот? — Вилэнд казался нервным и раздраженным, даже голос его изменился. Он позволил отдохнуть своему обычному голосу хорошо воспитанного джентльмена.
— Конечно, превратившись в приведение и просочившись через замочную скважину, — я с интересом уставился на Ройяла. — А что произошло с моим приятелем Ройялом? Уж не свалилась ли на него буровая вышка?