Мы одновременно наперегонки ринулись ее поднимать, однако Блейн меня опередил, что не удивительно, учитывая мои трясущиеся руки. Я выпрямилась, сосредоточив все свое внимание на разрезании фруктового пирога. Нож подрагивал в моих холодных и влажных ладонях.
— Кам?
Я не могла ответить. У меня едва получалось думать о погружении ножа в сладкое изделие, я всерьез рисковала остаться без пальцев. Я думала, что готова к этому. Думала, что хочу услышать эти слова. Проклятье, я даже предполагала, что сильна настолько, что могла бы ответить ему тем же.
Но я ошибалась. Это признание... оно было не правильным.
Любовь была не для меня. Возможность любить во мне давным-давно вытеснил страх.
— Кам, скажи что-нибудь. — Блейн положил свою ладонь поверх моей руки, вытягивая нож из моих дрожащих пальцев.
Я заставила себя поднять голову и встретиться с его пристальным взглядом.
— Например? — из моего внезапно пересохшего горла вырвалось что-то похожее на карканье.
— Не знаю. Что угодно. Я вижу, ты злишься, и мне нужно знать, что ты в порядке. Что ты все еще здесь, со мной.
— Я в порядке, — прошептала я непослушными губами.
Блейн притянул меня ближе.
— Нет, это не так. Поговори со мной.
Я отвернулась. Я не могла бросить уродливую правду, глядя прямо в это великолепное лицо. Потому что я была не в порядке. И никогда не буду, независимо от того, насколько замечательным был Блейн. Вся любовь мира не способна компенсировать вред, нанесенный моим прошлым.
Можно укрыть дерьмо розами, можно скрыть всю мерзость и сделать так, что она будет казаться красивой и хорошей. Но это дерьмо по-прежнему будет там, внизу, независимо от того, насколько сильно вы бы хотели его замаскировать. Вонючее, отвратительное дерьмо.
— Блейн...
Я не знала точно, что хотела сказать. Что можно сказать человеку, которого тебе предстоит морально уничтожить?
Он нежно скользнул своим пальцем мне под подбородок и повернул мое лицо к себе.
— Кам, я сказал, будто думаю, что люблю тебя, и это тебя напугало, да?
— Нет, — солгала я. Хотя я не была уверена, выдавила ли я какой-либо звук вообще.
— Ну... Прости. Я был не прав. Мне не следовало этого говорить.
Что?
Я непроизвольно нахмурилась, хотя должна была бы испытывать облегчение. Блейн сказал, что был не прав. На самом деле он этого не чувствует. Этот факт должен был меня успокоить, но все, что я ощутила — это опустошающую, бесконечную боль в своей груди.
— Я был не прав, Ками, — продолжил он, видя мою реакцию. — Я не думаю, что люблю тебя.
Внутри меня распространялась опустошающая боль, прокручиваясь ножом в моем разбивающемся сердце.
Блейн посадил меня на свои колени, и я ему это позволила, несмотря на то, что его слова разрывали меня на куски. Я еще не отошла от внезапного признания, и поэтому не могла его остановить.
— Я не думаю, я знаю точно, — промурлыкал он мне в ухо, обдувая своим теплым дыханием мою шею. — Я люблю тебя, Ками.
И я снова ожидала облегчения, которое должно было бы прийти. Блейн меня любил. Любил. Меня. Однако нож продолжал прокручиваться. Боль неумолимо распространялась дальше. Сожаление застилало радость, которую я должна была испытывать, когда он произнес те слова. Мои чувства были невероятно противоречивы, и я не знала, почему.
Нет. Знала. Я совершенно точно знала причину.
Страх номер два.
Влюбиться.
Единственное, что вселяло в меня ужас больше, чем влюбленность, и то из-за чего я так боялась этой разрастающейся привязанности — это страх номер один.
Мой отец.
— Нет, — произнесла я хриплым шепотом. Мой голос звучал придушенно. Так, словно мне было больно просто произносить слова. — Нет.
— Нет?
Скрепя сердце, я повернулась к нему лицом. Может быть, я была садисткой. Возможно, мне было необходимо увидеть боль, которую я, несомненно, сейчас причиню.
— Ты не можешь меня любить, Блейн.
— Почему? — Он нахмурился.
— Я уже говорила тебе почему: я не достойна любви. Я не люблю. Я не способна ее принять и ответить взаимностью.
Он покачал головой.
— Не может быть.
— И почему же?
Он обхватил мои плечи и уставился на меня своим неумолимым взглядом.
— Потому что знаю, что ты любишь меня тоже.
Я спрыгнула с его коленей и пересекла столовую прежде, чем успела моргнуть.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — произнесла я насмешливо.
Блейн встал на ноги и подошел ко мне, сделав четыре широких шага.
— Знаю. Мы оба знаем. Ты любишь меня, Ками. И, черт подери, я тоже тебя люблю. Больше всего на свете.