– Ну вот, наконец-то! – воскликнул я в восхищении. – Назад к природе! К земле, к естественной наготе. Правда, ваша одежда портит всю картину. Мне представляется, что вам больше пошло бы играть среди лесных деревьев и кустов под звуки флейты и чтоб вы были обнаженная, как нимфа… Вы должны быть восхитительны среди лесов!
– Здесь нет никакого леса, и я не собираюсь играть под кустами – ни одна девушка, если она в своем уме, не станет этого делать, не так ли?
– Марта Хейзелтон думает иначе. Или вы не считаете, что она в своем уме?
Она посмотрела на меня и спросила:
– Начнем с амбара или вы предпочитаете посетить свинарник?
– Как вам угодно. Если вы предлагаете немного повозиться на сене – я готов. Зарядка перед завтраком никому не приносила вреда.
– Сейчас не сезон любви, – спокойно возразила она, – приезжайте весной, и я не буду возражать.
Мы обозрели поле пшеницы, потом полюбовались озером, где плавали деревенские утки, затем мы пошли к амбару с сеновалом, трактором и механическим культиватором. Осмотрели кур и коров, и ботинки мои приняли соответствующий вид.
Под конец мы пришли в свинарник. Я остановился закурить и взглянул на мамашу с десятью поросятами. Зрелище было угнетающее, и я повернулся к Сильвии Вест:
– Сколько времени вы уже работаете экономкой-компаньонкой-фермершей?
– Два месяца. А что?
– Да вам же это совершенно не подходит. Вы девушка для пентхауса, а не для свинарника. Никогда не поверю, что вас тянет к земле, что бы вы на себя ни надели.
– Ну, вы тоже совсем не похожи на жителя Новой Англии! Что вы забыли здесь – так далеко от Таймс-сквера?
– Марта поручила мне навестить сестру. Вы знаете Марту?
– Конечно! Она уже несколько раз приезжала сюда с отцом. Последний уик-энд провела здесь.
– А Филипа вы тоже видели?
– Он тоже приезжал на уик-энд.
– Они вернулись вместе?
– Марта и мистер Хейзелтон уехали утром в понедельник. Я не уверена, но мне кажется, что Филип уехал в воскресенье, поздно вечером. Во всяком случае, его не было в понедельник утром. А почему вы спрашиваете?
– О! Ничего… просто любопытство. Его никто не видел с тех пор.
Внезапно я услышал злобное ворчание, раздавшееся где-то поблизости. Я взглянул на соседнюю со свиноматкой клетку, ее занимал большой боров. Он казался настоящим чудовищем и яростно рылся в черноватой грязи.
– А почему он один, вот этот? – спросил я. – Он созрел для свинины и теперь находится в камере смертников?
– Это хряк, старый хряк, злобный как черт – вот почему он один. Не вздумайте войти в клетку, он опасен!
– Верю на слово.
– Его зовут Душка Вильям, – продолжала она, улыбаясь, – настоящая потеха! Но он пользуется большим успехом у самок.
– Посмотрите, как он роется в грязи, можно подумать, хочет добыть сокровище, – с отвращением проговорил я. – А его мрачный и воинственный вид напоминает Пита.
– Не судите Пита так сурово. В сущности, он только делает свою работу.
– Разгоняет визитеров? Что же здесь происходит, если парню платят за то, чтобы он набрасывался на посетителей?
Она вздохнула:
– Не смешите меня! Это Пит – мрачный и воинственный?.. Мистер Хейзелтон просто не любит посторонних людей и поручил Питу наблюдать, чтобы никто не лез в дом. Вот и все!
– Значит, Пит профессионал?
– Мы продолжим экскурсию или вернемся? – спросила она терпеливо. – Приближается время завтрака, и я с удовольствием выпью что-нибудь. А вы?
– Вы читаете мои мысли.
Сильвия направилась к дому, и я собирался последовать ее примеру, когда снова услышал свирепое хрюканье Душки Вильяма. Я представил себе, что он все-таки докопался до чистого золота, и решил посмотреть.
Боров энергично вгрызался в землю в углу клетки, отбрасывая от себя грязь, и работал как экскаватор. Он уже проложил длинную канавку, дюймов шести глубиной, и продолжал рыть с тем же упорством.
Я наблюдал за ним, невольно заинтересованный, когда внезапно обнаружил причину подобного рвения. В течение нескольких секунд я не верил своим глазам, но когда нагнулся над оградой клетки, чтобы посмотреть вблизи, вынужден был признать очевидное.
Душка Вильям обнажил из-под земли большой и указательный пальцы человеческой руки. Но вдруг он поднял на меня глаза и поглядел с выражением животного злорадства. Его челюсти медленно и ритмично двигались, и он издавал удовлетворенное ворчание.
Я снова посмотрел на борозду в черноватой глине и почувствовал комок в горле: на указательном пальце не хватало фаланги.
Если Филип Хейзелтон покинул ферму вечером в воскресенье, то он, кажется, отправился не очень далеко.