Лейтенантик посмотрел на губы майора. Они перестали чмокать и, сложившись в трубочку, что-то пили из душного, пахнущего горелым пластиком, воздуха двора. Возможно, это был сок манго, возможно, губы пышнотелой красотки. Бомжи вряд ли могли показаться майору подозрительными. И лейтенантик не разбудил его.
А двое, озираясь, прошли через двор к мусорным бакам, и тот, на чье худое тело было наброшено мятое коричневое пальто, сразу показал на крайний бак справа. Бомж в зеленом болоньевом плаще, непонятно как уцелевшем за тридцать лет в бурях нашего времени, погрузил в этот бак руки и по-кротовьи заработал ими. На жирный, в черных пятнах, асфальт полетели пустые пакеты, пластиковые бутылки, тряпки, бумажки, куски хлеба, картофельные очистки, апельсиновая кожура. Бомж, наверное, хотел докопаться до дна бака, чтобы узнать, есть ли это дно или дальше идет колодец с золотом. Когда на асфальт вылетели черные ботинки, лейтенантик напрягся.
В робком желтом свете фонарей ботинки выглядели новенькими, хотя, скорее всего, были изношенными. На ногах у бомжа в пальто по-клоунски белели загнутыми резиновыми носами китайские кеды, но он на ботинки даже не посмотрел. А его напарник, уже оторвавший в кладоискательском порыве ноги от земли и находящийся по большей части внутри бака, чем вовне его, вдруг оттолкнулся худым животом от металлического бортика, спрыгнул на асфальт и, не удержав равновесия, упал спиной на куст сирени.
- Ты это... чего? - прохрипел бомж в пальто, похожем на шинель Дзержинского. - Ну, это...
- На, - протянул руку барахтающийся в ветках его коллега.
- Ну, это... давай, - согласился он, но, взявшись за руку напарника, как будто оторвал от нее кисть и отошел на пару шагов в сторону, чтобы рассмотреть пальцы на этой кисти.
Тянуть дружка из кустов он почему-то не стал. Сощурившись до
рези в глазах, лейтенантик разглядел, что никакая это не
кисть, а пустой пакет от молока. Длинный картонный пакет с
глупой коровьей мордой на белом боку. Он сам покупал иногда
молоко в таких пакетах. Оно никогда не прокисало. Возможно, его
делали из смеси мела и воды.
- Ты того... как это? - шепотом прохрипел бомж в пальто напарнику.
Тот все-таки вырвал себя из цепких пальцев кустов, посмотрел назад с таким видом, будто его удерживали не ветки, а хищное животное, и заширкал пляжными, на одной резиночке, тапочками по асфальту мимо ботинок к своему корефану.
- Как это... ну, это... почапали, - приказал он.
Видимо, даже у бомжей когда собираются двое, кто-то один становится начальником.
Ботинки - сокровище для любого бродяги - так и остались на жирном асфальте рядом с картофельными очистками и апельсиновой кожурой.
Лейтенантик бережно потряс за колено майора. Рация лежала у него на груди, под полой пиджака. Губы майора замерли, словно видимость в фильме, идущем во сне, ухудшилась, и он уже не мог столь четко что-то разглядеть. Либо жирные, отливающие лаком алые ломти семги, либо розовые, пахнущие мылом ягодицы дамы.
Лейтенантик потряс сильнее. Глаза майора резко распахнулись. В них не было даже капли сна. Они смотрели на лейтенантика с немым укором, точно только что спал не майор, а его напарник. Такое выковывается с годами.
- Что? - чистым, совсем без послесоннной хрипотцы, голосом спросил майор.
- Два бомжа. Нашли какую-то коробку в мусорном баке и ушли под арку.
- Ну и что?
- Они не взяли больше ничего. Даже ботинки. Новые.
Последнее слово лейтенантик произнес со злостью. Ему не верили. А он уже не верил и себе, что только что заметил ковыряющихся в мусоре бомжей. Их уже не было во дворе, и все сильнее начинало казаться, что их не было вообще, а он просто заснул и увидел во сне странную парочку в рванье.
- Какая коробка? - сдвинул складку на переносице майор.
- Ну, не коробка, а это... пакет от молока.
- И все?
- Все.
Рука майора вырвала из-под полы черную рацию. В темноте избушки для детишек, наверное, пакет из-под молока тоже выглядел бы черным. Лейтенантик не успел подумать об этом, а майор уже выстрелил фразу:
- Первый, я - второй. Как меня слышишь?
- А-а, второй, я - первый, - прокашлялся в рацию пост наружки на шоссе. - Что у вас?
- Два подозрительных бомжа. Вышли через арку.
- От нас объект не виден.
- Ясно... Отправляю на преследование.
Майор опустил рацию, подержал ее, взвешивая свои мысли, и протянул черный брикет лейтенанту:
- На, тебе важнее. Проследи за ними.
- Один?
- Пост нельзя оголять. К тому же ты их один видел. Пойдешь вправо. Эти кадры явно с Киевского вокзала.
- Есть...
Он опять увидел их через пару минут. Бомжам, наверное, чудилось, что они шли торопливо, почти бежали, но вряд ли можно было бы назвать бегом старческое лыжное ширканье по асфальту, с помощью которого плыл сквозь ночь бомж в болоньевом плаще.
На пляжном шлепанце левой ноги наконец-то лопнула перемычка, и он остановился. Коричневое пальто сразу не заметило это и, обернувшись уже с расстояния в десять-двенадцать метров, громко прохрипело:
- Ты это... тово... чего это?..
- По-ожди, - ответил сидящий на корточках над аварийным шлепанцем бомж. - Чичас веревку подвяжу... Разорвалась...
- Ты это... пошустрее... Он это... еще уйдет... такие бабки... как бы, ну... не... неделю пить без этого... без просыху бу-ем...
- Ща... ща... Никуда он не уйдет... Ему, небось, эта чепуха важнее, чем нам...
Лейтенантик, слушавший их разговор за кустами затаив дыхание, вдруг ощутил, что внутри у него есть сердце. Оно замолотило с частотой дизеля у компрессора и заставило его поднести рацию к губам.
- Первый, я - второй, - с интонациями майора объявил он.
- А-а, я - первый. На связи.
- Бомжи - связники. Ориентировочное место контакта с объектом Киевский вокзал. Передайте сведения мобильной группе.
- Опиши внешний вид.
Бомж в плаще встал с корточек, притопнул левой ногой, пошевелил грязными пальцами. Испытание нового изделия закончилось. Следов брака не осталось. Бомж громко высморкался вбок, покряхтел и заширкал уже быстрее.
Закончив сбивчивое описание, лейтенантик прервал связь и на цыпочках побежал вдоль кустов за бродягами. Когда забор из кустов закончился, ему пришлось проявить просто змеиную изворотливость. Турецкий свитер превратился в грязную тряпку, но бомжей до площади Киевского вокзала он все-таки довел.