Тушканчик замолчал, боязливо посматривая по сторонам и ежась, будто от озноба. По всему, ему до сих пор страшно вспоминать о том, что увидел.
— И что же вы там такого увидели, Геннадий Иванович? — спросил я бодро, жизнерадостно улыбаясь, пытаясь тем самым подбодрить Зяблицкого.
— Лучше бы я этого, Сергей Иванович, не видел, — печально вздохнул он.
— И все же?
— Видел беседу двух олигархов Сосновского и Лебедева.
— Вы точно помните, что это были именно они?
— Абсолютно.
— А откуда вы их знаете?
— Кто ж их не знает, Сергей Иванович?! Вы уж совсем меня за какого-то недалекого, я изиняюсь, держите, — обиделся Тушканчик.
— Вы зря обижаетесь, Геннадий Иванович. Похоже, что на новой должности вы совсем забыли правила поведения на допросе. Вас совсем не должно волновать — почему задан тот или иной вопрос, что он преследовал, полный идиот следователь или только прикидывается…
— Скажите тоже, — смущенно проговорил Тушканчик.
— Я позволю себе продолжить. Разрешите?
— Конечно-конечно. Извините!
— Так вот. Вопрос задан и вы должны четко на него отвечать. Понятно?
— Понятно.
— Повторяю вопрос. Откуда вы знаете этих олигархов.
— Сосновского я ещё в колонии неоднократно видел по телевизору. Знаю, что одно время он даже входил в правительство. А Лебедев особенно отличился в последнее время, стал, можно сказать, героем мировой прессы.
— А вы внимательно и регулярно следите за мировой прессой?
— Н-нет, — смутился Тушканчик. — Слышал по телевизору.
— И чем же этот, с позволения сказать, олигарх отличился?
— А вы разве не знаете?! — вновь очень удивился Зяблицкий, здорово рассмешив тем самым Беркутова.
— Ну ты, блин, даешь! — проговорил он. — Ты что такой тормозной, Тушканчик?! Похоже, что ты с детства сильно ушибленный.
— А вас, подполковник, я бы попросил помолчать, — сказал я «строго». — Кто тут ушибленный, это ещё надо разобраться. Слушая вас, я все больше склоняюсь к версии, что это все-таки не Геннадий Иванович.
— Самокритика — всегда была одним из ваших самых сильных качеств, Сергей Иванович, — ухмыльнулся Беркутов.
— Побойтесь Бога, Дмитрий Константинович! — укоризненно покачал я головой. — Я был о вас лучшего мнения. Прием «перевода стрелок» сейчас используют в разговоре лишь дебилы, да ещё возможно аборигены острова Занзибар, но никак не современные джентльмены, к тому же претендующие на звание весельчака и острослова.
— Молчу, молчу, — сдался Дмитрий.
Разобравшись с Беркутовым, я обратился к Зяблицкому:
— И все же, чем отличился олигарх Лебедев, Геннадий Иванович?
— В его офисе произвели обыск федерали, а самого арестовывали, но потом выпустили.
— Федералы — это кто?
— Генеральная прокуратура, ФСБ и прочие.
— Понятно. Следовательно, можно записать, что собеседники, которых вы видели при просмотре видеокассеты, вам хорошо знакомы, так как вы неоднократно видели их по телевизору. Это известные бизнесмены и политики Сосновский Виктор Ильич и Лебедев Сергей Георгиевич. Так?
— Да. Так.
— Очень хорошо. А теперь, Геннадий Иванович, самым подробнейшим образом расскажите, что вы видели по телевизору.
— Да я уж почти ничего не помню, — заюлил взглядом Зяблицкий.
— Нет, вы, Сергей Иванович, посмотрите на этого феномена! — вновь завозникал Беркутов. — На его левый глаз. Это ж не глаз, а самоучитель для глухонемых.
Действительно, левый глаз Тушканчика явственно косил. Между тем, Дмитрий продолжал возмущаться:
— Вот, блин, обмылок, что вытворяет! Гена, не буди во мне зверя, сейчас же расскажи дяде Сереже все, что рассказал мне. Иначе, я за последствия не ручаюсь. Я тебя, суслик ты гребанный, отвезу обратно и оставлю на съедение тех волкодавов, что торчат у тебя под окнами. Ты меня, Гена, знаешь, я это сделаю.
Пламенное выступление Димы Беркутова возымело действие. Зяблицкий совсем сник и потеряно пролепетал:
— Извините! Я готов выполнить свой патриотический долг. Возможно какие-то детали и нюансы я уже точно не помню. Встреча все же продолжалась около часа. Уж вы, Сергей Иванович, не обессудьте.
— Мы внимательно вас слушаем, Геннадий Иванович?
— Как я понял из их разговора, он состоялся задолго до выборов в Государственную Думу. Речь шла именно об этом — как провести в Думу свои партии, чтобы обеспечь там полный контроль. Говорил больше Сосновский. У него характерная речь — говорит быстро, но с повторами и частыми остановками. Так вот, Сосновский предложил с момента их встречи перейти в конфронтацию друг к другу.
— Для чего? — не понял я.
— Я ж говорил — чтобы обеспечить полный контроль в Думе. Как сказал Сосновский, чтобы она делала только то, что ей скажут.
— Да, но при чем тут конфронтация между олигархами?
— В то время, как я тоже понял из их беседы, была очень популярна партия или движение «Отечество», а Сосновский собирался лишь создавать свою партию «Русский медвель», но не был уверен, что за оставшееся до выборов время, сможет её по настоящему раскрутить. Поэтому предложил Лебедеву поддержать «Отечество» и всячески помочь ему и материально и информационно. А поскольку лидеры этого движения весьма негативно относились к Сосновскому, то и Лебедев должен выступить с резкой критикой в его адрес. Таким образом при любом раскладе достигалась главная цель — завоевание большинства в Думе.
— Ловко! — удивился Беркутов. — У этих олигархов «котелки», будь здоров, как варят!
— А каким образом Сосновский собирался привести в Думу новую партию? — спросил я.
— Они собирались раскрутить нового лидера, спасителя Отечества. По их мнению, у россиян было ещё свежо в памяти позорное поражение в первой Чеченской кампании. Взрывы в Буйнакске, Москве и других городах, вторжение в Дагестан, должны будут довести возмущение народа до точки кипения. И вот тогда на сцене должен был появиться новый герой — молодой, решительный, смелый и разделаться с обидчиками. Это должно было, по их мнению, принести новому избраннику невиданную популярность и любовь народа, а партии, которая будет создана специально под нового лидера, обеспечить победу на выборах. Так все произошло и на самом деле, — тяжело вздохнул Зяблицкий.
От услышанного у меня засосало под ложечкой, стало трудно дышать. Неужели же все так на самом деле серьезно?