Халлдор Стефаунссон
Страх
— Бьодн идет, — сказал человек с пилой.
— Где?
— Сюда идет? — спросил человек за верстаком.
— Да, сюда. Вот счастье-то привалило. Как бы оно нам боком не вышло. Опять задираться будет.
— Мы его не трогаем, и дела нам до него мало, — сказал тот, что заколачивал гвозди. — Мы вроде как и не видим его.
— Не видим… Хм! Легко сказать! Сейчас как заведется!
— Кажись, он не в восторге от нашей работы.
— Главное — не спорить с ним, — сказал тот, что забивал гвозди, — а прикинуться, будто мы со всем согласны.
— Ну и зараза, — процедил сквозь зубы тот, что пилил. — Он, должно быть, ненормальный.
— Нормальный или нет, но он опасен.
— Таких из обращения изымать надо.
— Будь моя власть, я бы его вообще к людям не подпускал.
— А твоей власти никогда не будет.
— Какого черта? Я только сказал, будь…
— Ну, а я сказал только, что не будет…
— Да хватит вам бузить, парни, — сказал тот, что забивал гвозди. — Мир дороже всего.
— А мы не воюем. Слышь, ты бы Бьодну насчет мира втолковал, — ответили они.
— Он и сам уразумеет, только не надо с ним спорить да перечить. Все ведь любят мир, просто самим нужно уметь ладить с людьми.
— Да, черт возьми, тебе бы философом быть. Вот и испытай свою философию на Бьодне. — Они рассмеялись. Но тот, что забивал гвозди, верил в свою линию и спорить не стал.
Большими неспешными шагами приближался Бьодн, Каждого из них он оглядел, оценил, вроде как скотину на убой: мелкие мужики. Сам он был великаном, держался вызывающе, его манера двигаться была явно рассчитана на то, чтобы запугать. Длинные конечности, казалось, свободно подвешены к туловищу, плечи необычайно широкие, а грудь выпирала, как мощная скала.
Те же, кого он разглядывал, ничем особо не отличались от обыкновенных людей. Они молчали. Не то чтобы эти трое испугались его, нет. Но до этого все же было недалеко.
Работа продолжалась. Они ремонтировали дом; отрывали старые, гнилые доски и обшивали стены новыми. После такого ремонта стена станет полосатой, как зебра. Один из них забрался на ящик, чтобы дотянуться до места, где нужно было вколотить гвоздь. Другой тоже стоял на ящике, прижимая доску. Третий пилил внизу. Бьодн обвел их взглядом. Да, мелкие мужики.
На него не обращали внимания. Лёйги достал гвоздь, приставил его к доске и пустил молоток гулять по шляпке, пока не утопил ее совсем. Того, что придерживал доску, звали Йоун, а пилил Кетитль.
Никто из них с Бьодном не заговаривал. Ведь они знали его.
Самое милое дело — как можно дольше избегать этого драчливого пса, который вечно затевает ссоры да драки. Они не хотели давать ему повода. Казалось, он сам набивается, выискивает причину, хоть самую маленькую. Чтобы просто так, ни за что ни про что, взять да и покалечить людей. Он многих избивал, не получая сдачи. Впрочем, иногда он попадал под суд и его штрафовали. Но от этого поведение его к лучшему не менялось. Скорее наоборот. Больше всего он любил завалиться на вечеринку и затеять драку с уже подвыпившими мужиками. Сам он не пил, а то, что он избивал пьяниц, многих оставляло равнодушными. Но пьяные компании встречались не так уж часто. Тогда он приставал к мирным гражданам, которые либо работали, либо невинно разгуливали по улицам. Он вступал в споры, всякий раз доводил дело до брани и пускал в ход кулаки. Некоторые пробовали разойтись с ним по-мирному и соглашались с каждым его словом, но и тогда постоянно чувствовали себя как на иголках. Достаточно было пустяка, чтобы дружба лопнула, как мыльный пузырь. И опять кулаки. Многие поговаривали, что его следовало бы объявить вне закона, однако в цивилизованном обществе это не принято. Он был проблемой, которую обсуждали, и тем не менее все оставалось по-прежнему.
— Почему вы не меняете всю стену? — крикнул Бьодн. — Такая халтура не окупается — двойная работа.
— А тебе какое дело? — тихо сказал Йоун.
Бьодн, кажется, не расслышал и переспросил:
— Чего?
— Конечно, ты прав, — согласился Лёйги, — но ведь лес так дорог…
— Делать дважды — себе дороже.
— Каждое слово — сущая правда, — поддакнул Лёйги, — но что бы тебе раньше прийти и посоветовать.
Остальные молчали.
Он подозрительно посмотрел на них. Уж не насмехаются ли? Это бы дорого им обошлось. Он нетерпеливо кружил вокруг них и становился все более грозным. Мужики усердно работали, молчаливые и испуганные. Ему это не нравилось. Больно подозрительное смирение. Должно быть, неспроста. Ишь, помалкивают все как один, наверняка что-то задумали, но эти интриги им так просто не пройдут.