— Девушка?
— Дженни Руковски. Джо-Джо иногда с ней выходит. А Витанца — нет. — Томми ухмыльнулся. — Наверное, Джо-Джо стыдно, что его видят с этой шлюхой. Я его понимаю.
— Где я ее найду?
— А прямо здесь. Только она не очень часто заходит.
Руковски — значит, полька. Полька — значит, римско-католическая церковь. Я прошел пару кварталов до польской римско-католической церкви святого Игнатия: отец Мартиниус Рески.
Старенький отец Рески знал Дженни Руковски — дрянная девчонка, которая никогда не ходит к мессе. Когда я объяснил, что я нечто вроде полицейского, он охотно дал мне ее адрес. Думаю, он надеялся, что Дженни, трагедия для несчастной матери, будет наказана за свои грехи.
Дом оказался около церкви. Обычный обшарпанный дом. Семья Руковски жила на третьем этаже. Девушка, которая наконец ответила на мой звонок, была высокая и полнотелая. Судя по ее лицу, она отсыпалась после хорошего похмелья.
— Джо-Джо Олсен! — выплюнула она в ответ на мой вопрос. Как будто это было ругательное слово.
— Так вы его знаете?
Волосы у нее были светлые, длинные и грязные. Давно нечесаные. Я бы не решился назвать ее красивой. Она помаргивала, как будто ей светили в глаза, хотя на лестничной площадке и в прихожей было сумрачно. Войти она меня не пригласила.
— Фу, да у этого козла одни мотоциклы на уме, фу! С ним скучно. Я хочу сказать, от него всегда мало толку.
— Но он был вашим приятелем?
Она хихикнула.
— Ну ты даешь. Черт возьми, он козел, но случается, что пойдешь и с козлом, не разобравшись. А приятелей у меня не бывает, если ты меня понимаешь.
— Я понимаю. — Присмотревшись, я решил, что Дженни Руковски почти все время живет на девяносто седьмом облаке — и не от виски. На виски так высоко не поднимаются?
— Вы знаете, куда уехал Джо-Джо, Дженни?
— Уехал?
— Похоже, что он исчез, испарился, смылся, — терпеливо пояснил я.
Она моргнула.
— Да ты меня разыгрываешь, мистер! Джо-Джо? Ты шутишь! Господи, он же никуда из гаража не уйдет. Он и спит там в яме. И чтобы Джо-Джо сыграл в кролика?.. — Потом она просветлела. — Эй, а может, он увидел свет, а? Кольнулся, заторчал, слинял.
— Может, девушка? — попробовал я.
— Джо-Джо? — хохотнула она. — Так у него же был мотоцикл!
Я уныло смотрел, как она моргает.
— Вообще-то была одна. Той же породы, что и ты, скучная. И старая. Лет двадцать пять, наверное! Только это она за ним гонялась, за Джо-Джо, да.
— У нее есть имя?
— У кого есть имя? Черт возьми, может, он пошел к викингам.
— Викинги? — удивился я. — Это уличный ганг?
— Ну ты как будто в школе не учился. Викинги — это были ребята в древние времена, понимаешь? Я хочу сказать, Джо-Джо был на них повихнутый. Рога на голове и вообще. Бороды и рога.
— Викинги, — пробормотал я. Наверно, у меня выпучились глаза. В Челси никто не интересовался прошлым, даже вчерашним днем. — Он изучал историю, что ли?
Но ее внимание опять отвлеклось.
— Эй, одна рука! С ума свалиться!
Она заметила, что у меня нет одной руки. Глаза ее расширились, рассматривая пришпиленный рукав.
— Кто еще хорошо знал Джо-Джо? — спросил я.
— Одна рука! — дивилась она. — Во дает!
— Считать ты умеешь, — усмехнулся я. — Ну, расскажи еще что-нибудь о Джо-Джо.
— Бороды и рога. Обалдеть.
Ее воспаленные мозги окончательно вознесли ее куда-то. Я оставил ее грезить о бородах и рогах и одноруких мужчинах. Ей хватало своих проблем. Большая, некрасивая, и дом — помойная яма. Возможно, она сама создала большую часть своих проблем — но это можно сказать о любом из нас, верно?
Я прошел на Уотер-стрит к гаражу Шмидта. Шмидта не было. Контора гаража стояла запертая. Видно, Шмидт никем не заменил Джо-Джо. Я посмотрел свой список. И плавательный бассейн, и автомобильное училище находились на Двадцать третьей улице. У меня уже болели ноги. Я взял такси.
Вначале я попал в автомобильное училище. Когда спросил о Джо-Джо, меня адресовали к худому бледному человеку в очках и с пронзительным голосом, к инструктору.
— Нет, я не видел Олсена! У него был важный экзамен в пятницу. Он не пришел. А в субботу — практические занятия. Тоже не пришел!
Я был чертовски зол на Джо-Джо. Похоже, полагал, что все это характеризует лично его с плохой стороны. Вероятно, подумал я, он из тех, кто с удовольствием вышвырнет ученика.
— Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы рассказать о Джо-Джо? — спросил я. — Кто-нибудь из учеников — близкий друг?
— Рис-Смит, — сказал инструктор. — Ему, возможно, известно, что затеял Олсен. Хотя я и сам знаю, чем занимается Олсен.
У меня зашевелились уши.
— Знаете?
— А кто не знает? Они все одинаковы. Учишь, учишь их полезному делу, а они только и думают, как какую-нибудь юбку подцепить.
Я вздохнул. У каждого свой «пунктик». Инструктор тратил слишком много времени на учебу мальчишек, которые хотели одного: побыстрее стать взрослыми. Инструктор устал от долгих лет неудач. В душе скопилась горечь. Учитель, который понял, что никто не хочет учиться; все хотят лишь легкого пути к легким деньгам.
— А этот Рис-Смит? — спросил я. — Кто он и где его искать?
— Он инструктор на неполный рабочий день. Мы его иногда приглашаем. Он лучше всех в Нью-Йорке знает об инжекции топлива, только вот большей частью единственное топливо, о котором он думает, — это алкоголь.
Сесил Рис-Смит сидел у стойки бара с таким видом, будто давно уяснил, что стойка бара — лучший друг человека. В его бокале оставалось еще немного пива. Если бы бокал совсем опустел, ему бы не позволили сидеть, ничего не заказывая. А если он не будет сидеть у стойки, то как сможет какой-нибудь щедрый незнакомец угостить его выпивкой? У Рис-Смита, совершенно очевидно, денег не оставалось, одна надежда. Я предложил ему виски. От радости и, надеясь на продолжение, он позволил увести себя в относительно уединенную кабинку.
— Пропал? — кивнул Рис-Смит, когда я рассказал ему о Джо-Джо. — Вот и я думал, где же он. Он, кстати, щедрый мальчик.
Рис-Смит посмотрел на мой пустой рукав.
— Молодые редко бывают щедрыми, мистер Форчун. Для того чтобы развилась щедрость, нужны страдания.
У меня не было настроения рассказывать историю своей руки. Ни одну из историй о своей руке. Я молча рассматривал Сесила Рис-Смита.
Маленький человечек, худой и жилистый, с сероватой кожей уроженца Британских островов. Усы редкие и светлые, волосы редкие и раньше были светлыми, теперь стали седыми. Руки дрожали, когда он поглощал даровое виски. Наверное, очень давно алкоголь стал чудовищем, навсегда загнавшим его в этот дешевый бар далеко от дома.
— Давайте поговорим, — предложил я, — и вам принесут еще.
Он, видимо, опустился не до конца.
— Я стал бы говорить о своем друге Джо-Джо и без выпивки, мистер Форчун. Но не откажусь ни от единой капли, которую вы соизволите предложить.
— Извините, — сказал я. Он пожал плечами.
— Так что там с Джо-Джо?
— Похоже, он исчез. Родственники говорят, уехал по делам. Пит Витанца считает, что это не так.
— Его семья, да, — кивнул Рис-Смит. — Я их никогда не видел. Там что-то не в порядке, мистер Форчун. Джо-Джо беспокоился о своей семье. Я бы сказал, что он ненавидел их и в то же время любил, вы меня понимаете? Он скрытный парень.
— Куда Джо-Джо мог уехать?
— Не знаю, но он просто не может быть далёко от машин или каких-нибудь гонок. Вероятно, Витанца говорил вам о мечтах Джо-Джо? Или, вернее, планах. Он все это сделает. Ему нужны только тренировка и опыт. А стремления хватит.
— Им обоим хватит, — заметил я и рассказал, как пришел ко мне Пит Витанца с полусотней долларов.
— Хороший парень этот Пит, но не такой сильный, как Джо-Джо. Питер больше мечтает, чем действует. А Джо-Джо — скала.
— А вы здесь при чем?
— Я когда-то был гонщиком у «Феррари».
Он посмотрел на свой пустой бокал, и я сделал знак бармену. При этом очередной раз порадовался, что меня выпивка особенно не волнует. В будущее не заглядываю, но пока я ей не увлекаюсь.