— Самое главное сейчас — установить ее личность, — сказал Белланже, доставая сигарету. — Разумеется, никаких документов при ней нет. Возьмем отпечатки пальцев, сделаем тест на ДНК, проверим списки пропавших, похожие случаи — все, что возможно.
— Она такая смуглая или это грязь?
— Может, цыганка. Из Восточной Европы или Испании… Тип, похоже, тот же. Надо разослать ее фото по окрестностям и посмотреть, нет ли поблизости какого-нибудь цыганского табора, поди знай…
Шарко мрачно вернул фотоаппарат. На набережной Орфевр они часто имели дело с травмированными женщинами, жертвами изнасилований, побоев, для них это стало почти обыденностью. Но на сей раз они столкнулись с чем-то иным, чудовищным, что выдавали побелевшие радужки несчастной. Эта женщина явилась из-под земли, как выходец с того света.
Раздался оглушительный треск. Метрах в десяти от них поверженный дуб рухнул на землю, увлекая за собой кучу ветвей и более тонких стволов. Завизжала бензопила, разрезая неподатливые корни, потом, после довольно долгого ожидания, полицейским наконец дали сигнал спускаться. Было около 13 часов, солнце сияло в зените, поливая землю смертоносными лучами.
В яме закрепили приставную лесенку. Первыми пошли спецназовцы, экипированные помимо оружия мощными фонарями. Белланже и его люди последовали за ними. Шарко спустился по восьми ступенькам последним, сохраняя спокойствие и стараясь уберечь от грязи свой пиджак. Что касается обуви, то это было уже совершенно гиблое дело. А если уж он чего-то терпеть не мог, так это грязных ботинок.
Белланже отдал приказ, чтобы никто ни к чему не прикасался и не оставлял ни своих отпечатков пальцев, ни прочих биологических следов. Температура упала на четыре-пять градусов. Свет косо проникал сюда только через дыру, оставшуюся от вывороченного дерева, скользил по гладким, явно вырубленным человеком стенам. Очевидно, полицейские двигались по одной из штолен заброшенной каменоломни. Люди из Национального управления лесов утверждали, что этого добра тут полным-полно. В Первую мировую их использовали для укрытия французских солдат.
Штольня позади полицейских оканчивалась тупиком. Они застыли перед грудой пустых консервных банок и бутылок из-под воды. Их тут были сотни. Среди нагромождения жести и пластика попадались и десятки флаконов из-под туалетного гигиенического молочка для кожи. Тоже пустых.
— У меня впечатление, что сюрпризы только начинаются, — пробормотал Николя Белланже. — И это спокойный канун пятнадцатого августа.
— А ты, вообще-то, разве не должен быть в отпуске с сегодняшнего вечера?
— Должен. Потому-то это грязное дело на нас и свалилось.
Шарко беспокоился за своего шефа. Николя Белланже много вкалывал в течение года и, чтобы продержаться, практически исчерпал свои резервы. Они двигались по прямоугольному коридору в единственно возможном направлении. Капитан указал на землю лучом своего фонаря.
— Осторожнее.
Экскременты вдоль стен, лужи мочи. Резкий запах. Землю устилали тонны использованных спичек. В глубине штольни, там, где лучи плясали на скале, гроздьям корней удалось пробиться сквозь камень, и они свешивались в пустоту. Шарко представил себе девушку, съежившуюся здесь, чиркающую спичками одну за другой, пробиравшуюся вдоль стен как животное, кричавшую, хотя никто ее не слышал. Ей так и не удалось выбраться из этого подземелья.
— Сюда!
Они устремились на голос коллеги. Световое отверстие теперь осталось в сотне метров позади. Все еще продвигаясь вперед, они миновали развилку и очутились в большом квадратном зале площадью метров сто и с очень высоким потолком. Шарко прикинул, что они примерно в восьми-девяти метрах под землей, но уже не в лесу, а наверняка где-то на подступах к деревне.
Поблизости еще оставались запасы пищи — исключительно консервы — и вода. На проволоке, привязанной к крюку, наполовину вбитому в скалу, висел консервный нож. Был тут также большой газовый баллон, соединенный с газовой плиткой, грязная тарелка без приборов и коробки спичек.
Слева соломенный стул, пустые канистры, ванна на ножках. С потолка свисали лампочки, а в естественном углублении скалы пряталась маленькая видеокамера. Электрические провода тянулись к тяжелой, запертой на ключ решетке, за которой наверх вели ступени каменной лестницы.